прямой – перед нами бабушкина заправка: большой белокаменный храм детства с таинственной тёмной комнатой, куда можно зайти только с фонарём. А ещё там есть комната, где много-много растений и стоит трёхметровый кактус. Настоящий. Как в пустыне.
– А я в пустыне был!
– Когда?
– В прошлом году.
– Врёшь.
– Нет.
– А я почему не знаю?
– А мама сказала никому не говорить. Через десять лет рассказывать можно.
– Врёшь!
– Не вру!
– Не врёшь. Обманываешь!
– Не хочешь – не верь.
– Ну и как там, в пустыне?
– Как-как. Песок.
– И всё?
– И кактус стоит большой. Трёхметровый.
– Зачем туда ездить, если у бабушки на заправке такой же растёт.
– Ты не понимаешь.
– Объясни тогда.
– Ты не поймёшь.
Мне стало обидно. Я прекратила жать на педаль. Огонёк не стал ничего спрашивать, просто начал жать на обе педали. Машина ехала. Я сидела надутая. Брат остановил «Москвич» и вышел. Я не шелохнулась.
– Что сидишь? Пошли.
Молчание.
– Ну и сиди, я пошёл.
Слезы начали вскипать на моих маленьких глазах.
– Да пошутил я про пустыню, пошутил! Никуда мы не ездили. Всё лето тут были, что не помнишь?
Мне всё равно было обидно.
– Ну прости.
– Мне обидно, что ты сказал: «Ты не поймёшь».
– А что я мог сказать, я же сам не знаю, что там в пустыне и зачем туда ездить, вот так и сказал. Пошли к бабушке.
Ночь №3
Большая дорога. Велосипед быстро-быстро мчит меня. Так тепло и солнечно, что я закрыла глаза и чувствовала пригревающие крылья солнца на щеках, несмотря на то, что ласковый игривый ветер старался скинуть эти крылья и заполонить собою всё вокруг. Золотистое летнее утро купалось в июльской сочной зелени и развевало вокруг себя парашютики добра, словно оно – одуванчик.
Дорога шла вниз, а впереди виднелся крутой подъём. До него было далеко и я наслаждалась беспрепятственным движением, маятник моей души внутри раскачался до такой степени, что стал невидимым и готов был уже раствориться в воздухе, но что-то задерживало его внутри, чтобы я смогла ехать и ехать и проживать этот полет.
Мои глаза познакомились с колосистым полем, почему-то оно было золотисто-пепельным, ярким и таким осязаемым, как я люблю. Из-за круглого поля выглядывало тёмно-синее небо, оно несло своё величие спокойно и гордо. Эта густая и лёгкая синева, словно вдохновенный взмах кисти, переставала сердиться на середине неба и перерастала в организованные припечённые снизу и обласканные солнцем сверху облака. Они лёгкой походкой шествовали по заспанному сутра небосклону, мягкому и всепрощающему. В той части небесного царства, где полноправно хозяйничало солнце,
