жаркой влюблённости.И на улицах замёрзших уже не мы
Прячем руки в карманах скромности.
Отпускает. Почти не трогают фото и статусы,
Старые смс и пустые окна.
…Но я всё же похожа на трагичного страуса,
Что прячет голову от своего же вопля.
Истошно молчать
Сколько можно уже истошно молчать?
Корчить лицо в куриную попку
От бездарности, что выходит в печать,
От пошлости, что кидают в эфирную топку?
Проще наряжаться в скепсис, как в блестки —
Это модный и новый тон.
Но если твои слова ёмки и хлёстки,
Почему ты хоронишь их под мостом?
Ну же, иди – голоси серебром!
В истошном молчании нету правды.
Ты бездействуешь. Жалок и слаб.
Слушай, как чужие бездарно надрываются гланды,
Пока ты кидаешь талант свой в мусорный бак.
То ли под одеяло, то ли под дуло
Такой дождь, что хочется то ли под одеяло,
То ли под дуло.
Мой друг уверен – это всё нейронные связи.
Кажется, мне самую душу продуло,
Когда я вышла купить согревающей мази,
Забыв нараспашку грудную клетку.
И теперь ни приятная мазь, ни йодная сетка
Не станут спасательной тростью иль веткой.
…Такой дождь, что хочется выть,
Скрипеть, как форточка петлей.
Шкура
И вот ты – рассудительная, мудрая и скептичная барышня. Столько уже плаваний в кругосветные экспедиции безумия было, что давно знаешь маршрут и то, что, впрочем, всё это – баловство и глупость. Но так хочется дрожи в руках, стихов на полях и бессонных ночей, что однажды снимаешь с себя, как старую змеиную шкуру, весь жизненный опыт и плывёшь, беззащитная и предвкушающая, навстречу глупости и очарованию безрассудства. А шкуру спалила в огне, чтобы не мешала гормонам и адреналину клокотать внутри. Это твой разумный выбор: по доброй воле ты становишься уязвимой и молодой.
Четыре метра
2015
Круг замкнулся
Круг замкнулся.
Вечер размазал сумерки по лицу, словно крем.
Ко мне будто бы я вернулся,
Когда я ждать себя уже и не смел.
Фонари столбами изящными
Ложились слоями на гладь пруда.
Круг замкнулся от точки февральско-навязчивой
До дуги, где кончалась весна.
дУги парк обнимали скамейками,
Искренне искры летели из губ.
И слова душили внезапными змейками,
И плевать, что был голос отчаянно глуп.
Фиолетовый вечер остался в оковах песни,
Полночь лилась мне в горло насыщенным молоком.
Эра лжи и болезненной мести
Завершилась рассветным календарём.
Круг замкнулся. Замкнулись пальцы.
Из контекста вырвана ночь.
И стрекозы порхали в попытке вальса
С босоножек куда-то прочь.
