Бо-а-ни. – Идем, Лу. Мы долго искали тебя. Нам надо спасти Звезду.
Лу? Да, я понимаю, – Лу.
Не имя. Всего лишь сочетание чувств. Как я, Человек. Как Бо-а-ни.
Нет времени думать. Я изменяю сон; шезлонг исчезает, и начинает струиться по ветру плащ Лу, и серый конь роет копытом землю.
Бо-а-ни протягивает руку: на ладони, затянутой в черную кожу, мерцает Звезда.
– Видишь, Лу? Она упала вчера с небосвода. Нужно вернуть ее, пока она не умерла.
– Ей ни в коем случае нельзя умирать, – твердо говорит Лу. Она уже сидит в седле и дергает поводья.
Мы летим.
Я пытаюсь чувствовать Лу. Она – словно камень, монолитна, спокойна и безумно одинока. Мне хочется разбить это одиночество, оно почему-то причиняет мне боль…
Не сейчас об этом. Не сейчас.
Бо-а-ни отдает Звезду Лу. Кони исчезли, мы – на вершине горы, над пропастью, где совершают неторопливую прогулку облака. Солнце зацепилось за острый пик и не спешит уползать за горизонт. Мы сидим на краю, свесив ноги, рыжий локон Бо-а-ни щекочет мне ухо, и Лу говорит:
– Я долго ждала.
Мы настораживаемся. Я – скорее рефлекторно, Бо-а-ни же – с непонятной дрожью.
– Мы тоже долго ждали, Лу, – говорю я и ожидаю, что будет дальше. Но Лу молчит. Зато шепчет Бо-а-ни:
– Всегда будем ждать, Лу. Всегда.
Играет.
Как и я.
– Я хочу умереть, – говорит женщина бесцветным голосом. И я понимаю: да, хочет.
– Не надо, – устало советую я, – в этом нет ничего интересного.
Лу смотрит на меня спокойными глазами; в них колышется темное пламя.
– Откуда ты знаешь, Че?
Не так. Всё не так. Она не должна задавать подобных вопросов. Но кто знает, на что еще способен ее сон-Одиночество?
Я молчу – если бы даже я захотел, то не смог бы ответить.
– Почему, Лу? – спрашивает Бо-а-ни. Женщина качает головой.
– В смерти я не буду одинока.
– Мы… – говорит Бо-а-ни и останавливается. Тот же внутренний запрет.
Солнце отрывается от пика и падает за горизонт. Мягкой волной накатывает теплая тьма. Звезда в руках у Лу разгорается, искрит и просится на небо.
Лу раскрывает ладони и отпускает Звезду. Та по косой уходит вверх и теряется в темноте, вспыхнув на прощание холодной искрой.
Звенит будильник.
С треском, слышным лишь мне и Бо-а-ни, рвутся плащи. Рушатся, беззвучно грохоча, горы, и небо со стоном падает на землю. Лу протягивает руки, и мы на мгновение касаемся ее – а потом поспешно ускользаем из схлопывающегося сна, чтобы оказаться не в оставшемся от него равнодушном пепле, а…
Мы сотворили звездную ночь, и дом, и крыльцо у дома, и себя на крыльце.
– Пока нас помнят, Че, – тихо поет Бо-а-ни. Ее голос струится, плывет хрустальными
