а гениальные артисты. Но тогда к чему и против кого этот спектакль? Во всяком случае, не против него. Если угрюмые молчуны и играют, то разводят Пиночета, только Пиночета и никого кроме Пиночета. Но кому надо развести Пиночета? Грохнуть его действительно мечтает полгорода, но развести…
– Акела, видимо, считал по-другому. – Пепел сказал это с видом круто осведомленного человека.
– И был прав, наверное, – согласился Пиночет, – времена меняются и для божьих людей тоже. Какая секта была ядреная, сколько столетий существовала! Сколько злата накопила. Даже коммуняки за семьдесят лет добраться не смогли. А сейчас все похерено. Дети Голубя стали думать так же, как и мы. Дескать, вера верой, а золото золотом. Акела это понимал. Он единственный из них – серьезный дядька. Был. И зачем ты горбуна грохнул, нехороший человек, а? В обновленцы подался? – Пиночет принялся старательно наигрывать диппепловский «Дым над водой», подпевая под нос, будто уже получил ответы на все волнующие вопросы: – Па-па-па, па-па-папа... тра-ля-ля-ляля... И вообще, золотишко-то – мое. Так мне сказали ангелы.
– Пина, золото – вещь конкретно хорошая, но мне бы отлить. – Пепел устал лежать колодой, да и вообще не мешало бы проверить, насколько далеко простираются дружеские чувства закадычного врага. – А то беседа в напряг.
– Терпи, казак, атаманом будешь. – Пиночет привстал с кушетки. – Смогешь, ты ведь упрямый. Прямо как они. – Он кивнул на горбоносых. – И я упрямый тоже. Все тут одного поля ягоды. Так что дальше придется идти вместе. – Он встал с топчана, приблизился к поверженному Пеплу и дурашливо потрепал его за щеку. – Мы будем партнерами!
– А ты уверен, что я что-то знаю? – Пепел обозлился и, кажется, сморозил глупость.
– Ну, не выпадут мои козыри, уйдешь от меня. Не впервой. – Пиночет философски пожал плечами. – А вообще, ты же меня знаешь. И я тебя знаю. Карту ты сейчас не нарисуешь. Уперся. Но зуб даю, если приведешь нас туда... Отпущу на все четыре стороны. Долю получишь, падлой буду. И еще чего-нибудь получишь. – Пиночет огляделся по сторонам. – Ну, вот хотя бы эту милую еврейскую девушку. Кстати, довольно богатую наследницу. Папаша, царствие ему небесное, постарался.
Нет, Пепел на эти слова не дернулся. А ведь Пиночет было уже начал подозревать, что Сергей каким-то боком прежде контачил со старым евреем. Ради проверочки и разговор завернул в эту сторону. Ладно, значит, у Сергея к Соне мелькал чисто мужской интерес. Учтем.
Пепел почти равнодушно взглянул на милашку, которая до сих пор находилась в глубоком отрубе. Поездка в багажнике в обнимку с трупом девушке явно на пользу не пошла. И тем не менее Пепел узнал ее сразу, о чем, естественно, говорить никому не стал. И, сопоставив увиденное с услышанным, легко представил, что произошло на квартире Семена Моисеевича.
Зачем объяснять Пиночету, что отец девицы держал маленького Пепла на руках, что дружили их папаши многие годы? Что тот самый жигуленок, на котором Пепел пытался въехать в мирную жизнь,
