и самомнение! Итак, вас домогается принц? Подумать только, ведь его окружают прекраснейшие женщины, которым довольно и малейшего намека…
– Не знаю, сударыня, тщеславна я или нет, – обиженно возразила невестка, – я сказала все как есть: герцог мне сделал недвусмысленное предложение, и я желаю немедленно покинуть Турин!
– Не может быть и речи! От чего бежать? От нескольких улыбок и парочки мадригалов, которые вы имели глупость принять всерьез? Да над вами будет смеяться весь город. Вы никуда не поедете!
Аббат пообещал молиться за нее, что до мужа, то от него невозможно было добиться суждения сколько-нибудь ясного и определенного. Он попросту уклонился и вышел из затруднительного положения, уехав инспектировать приграничные земли, что было не чем иным, как намерением оставить жену выпутываться самостоятельно.
Бегство супруга очень задело Жанну. Это не могло не сказаться и на ее любви к мужу. Поневоле она задалась вопросом, а не рассматривал ли он интрижку жены с принцем в качестве возможного источника высочайших милостей и привилегий? Несчастная Жанна была настолько оскорблена, что решила бороться в одиночку, собственными средствами. Отъезд мужа сделал герцога еще более настойчивым, и Жанна поняла, что он пойдет на все для осуществления своей прихоти.
Тогда она решила притвориться больной и объявила всем, что страдает от мучительных приступов ревматизма. Она пропустила несколько придворных балов и с таким умением и непринужденностью взялась за дело, что вскоре семейство Верю стало склоняться к тому, чтобы отправить Жанну подлечиться «на воды» одного из модных курортов, куда устремлялись толпы ревматиков со всей Европы – в Бурбон-л`Аршамбо. Место было выбрано не случайно. Бурбон находился во Франции, и там Жанна была бы избавлена от преследований принца, однако все было так представлено, что свекровь не усомнилась в том, что эта блестящая мысль родилась под ее кружевным чепцом. Увы, пожилая дама выдвинула условие sine qua non[16]: невестка не могла отправиться в путешествие без сопровождающего, которым, разумеется, оказался аббат, тоже якобы мучимый ревматическими болями.
Жанну это расстроило: лекарство оказывалось горше болезни, и «лечение» не сулило ничего приятного. Она подозревала, что ревматизм аббата был столь же фальшив, как и ее собственный, и молодой графине вовсе не хотелось с ним путешествовать. Не понравился ей и довольный блеск в его глазах, который появился, едва была намечена дата отъезда. Вот уже некоторое время он относился к Жанне с подчеркнутой предупредительностью, которую молодая женщина находила подозрительной. И она не ошибалась: старик действительно воспылал к очаровательной жене племянника страстью, которую до сих пор тщательно скрывал, но с которой ему все труднее было справляться.
Не успели они приехать в Бурбон, как плотину старческой любви прорвало, и аббат обрушил на Жанну пылкие признания, но, что самое отвратительное, он ломился в закрытую дверь ее спальни по ночам. Взбешенная приставаниями человека, которому как никому
«Без чего нет» (
