хоть модные, хоть не модные, – без обиды, но с горечью поделилась хозяйка.
– Никаких улучшений? – Максим мельком отметил, что на переднике женщины появилась новая заплатка. Он бы с радостью дал денег, но знал, что здесь ни за что не возьмут. И тут же реакция бодрствующей половины сознания – во сне действовал не совсем реальный Храпунов, а подделка под Храпунова с чуждыми позывами души.
И все крепче не нравился морфейный реализм, такие яркие сны добром не кончаются. И что еще беспокоило – отстраненная от сна часть сознания над гуляющим по сну Лжемаксимом не имела никакой власти, а случись что, отвечать подлинному Храпунову.
– Никаких, – удрученно опустила красные от вечной стирки руки Марья Семеновна.
– Тогда поступим так, – Максим достал из кармана баночку с мазью, – Мажьте Даше между указательным и средним пальцами правой руки, как заснет, каждую ночь. А грех… Грех я на себя возьму, одним больше, одним меньше…
Вот уже какие-то неведомые грехи на себя писать начал, дарвинист скарабейный! Опять во второй половине мозга возник вопрос: не вещий ли сон. Эта же половина головы попыталась вспомнить, какая ночь снаружи, и главное, какое время?[5] Тщетно.
– Может не надо? – робко спросила Марья Семеновна.
– Другого выхода у нас нет, – со значением посмотрел пожилой женщине в глаза исаявец и к облегчению второй половины нацелился на выход, – А мне пора. Через балкон вошел, через дверь тихонечко выйду, как солидный человек.
Увы, так просто из этого нереального мира было не вырваться:
– Может чаю на дорожку?
– После будем чай пить, дорогая Марья Семеновна, – непреклонно прошептал фальшивый Максим и на цыпочках двинулся сквозь бедно обставленную комнату: кровать с никелированными шишечками, шкаф с не закрывающимися дверцами и исцарапанной полировкой – вот и вся обстановка.
Рука почти дотянулась к спасительной дверной ручке…
– Дядя Юра, вы уже уходите? – остановил его слабый детский голос. Тихий, словно тихий ангел пролетел.
Максим замер. Сначала вернул добрую улыбку на лицо и только после этого повернул голову туда, где на кровати под двумя одеялами лежала девочка лет пяти-шести. Светлые волосы обрамляли личико по подушке, как зарево, щечки изнутри подсвечивались лихорадочным румянцем.
– Да, Дашенька, мне надо идти. Но сегодня ко мне приходил волшебник и пообещал, что ты скоро станешь поправляться, – на самом деле даже этому, только во сне существующему, доброхоту Храпунову хотелось сказать: «Слышь, Дашка, я понимаю, что тебя скука смертная под одеялом грызет, но, извини. Сегодня не твой день».
Не спящая половина нейроклеток приказала себе отставить панику и подумала: «Кажется, мне специально показывают этот сон», и тут же сама себя опустила: «Когда „кажется“, креститься надо». И все же – девять против одного, что кто-то умышленно проник в сны начальника районного
Вещие сны приходят с часу до трех ночи по понедельникам и пятницам
