style="font-size:15px;"> Я фыркнула.
– Приятно знать, чем именно можно заслужить твою преданность. – Я отошла от стола и направилась к рюкзаку. – Кстати, пока ты дрых, тебе тут посылки пришли. Я положила их на табуретку у двери.
– А! – Динь взмыл в воздух. – Так чего же ты молчала? – Он устремился было в гостиную, но остановился рядом со мной. – Но с тобой точно все в порядке? Ты не умрешь во сне? Ведь обо мне же никто не знает, а значит, и искать не будет, а все зефиринки из «Талисманчиков» я уже съел.
Я негромко рассмеялась и покачала головой. О Дине не знала ни одна живая душа, даже Вэл. Каждый раз, когда ко мне кто-то приходил, брауни прятался.
– Все в порядке. Побаливает немножко, но на этот случай мне дали таблетки. Так что я приму душ и, пожалуй, лягу поспать.
– Сейчас же только четыре часа.
– Когда я пришла, ты дрых без задних ног, так что кто бы говорил. – Я выудила из переднего кармана рюкзака пузырек, вытряхнула из него одну таблетку и запила шипучкой из холодильника.
– Смотри не привыкни. Мне как-то не хочется оказаться под одной крышей с наркоманкой, потому что потом ты перейдешь на более сильные стимуляторы и кончишь тем, что подсядешь на соль для ванн[6] и обглодаешь мне лицо. – С этими словами брауни вылетел из комнаты.
Динь… Динь странный.
Пока я брела в спальню, мимо меня пролетел Динь в обнимку с куклой-троллем какой-то психоделической расцветки. Динь их коллекционировал, и, положа руку на сердце, мне совершенно не хотелось знать, что он с ними делает.
Оказавшись наконец в спальне, я поставила шипучку на тумбочку и включила ночник. И если в комнате у меня обычно темно, то обстановка была самая что ни на есть яркая: наволочки цвета фуксии, темно-фиолетовое одеяло из шенили, в изножье кровати – розово-голубая скамеечка в «огурцах». Даже два комода и тумбочка были голубые.
Раз уж мне, в отличие от Вэл, не идут яркие цвета в одежде, я старалась окружать себя ими в интерьере.
Я разделась, бросив вещи кучкой у дверей в ванную, вход в которую был из спальни. Слава богу, ванн у меня две, потому что во второй, в которую можно было попасть из коридора, Динь любил плескаться, как в бассейне. Моя же была роскошной и скромной: мне нравилась старинная ванна на львиных лапах и карниз для шторы.
Я включила воду погорячее, насколько могла вытерпеть, проверила, не сползла ли повязка, прикрывавшая швы, и встала под струю, от которой шел пар. Едва вода коснулась кожи, я издала вопль блаженства. Как будто не мылась несколько дней.
Вода окрасилась в густо-розовый цвет, потом стекла: я смыла засохшую кровь. Дважды вымыла голову и, стоя под душем, медленно припоминала все, что случилось прошлой ночью.
Я шлепнула себя по щекам, но в душе моей росла горечь, и в горле стоял ком. Крепко зажмурилась, так что заболели глаза, я старалась не расплакаться.
Я не плакала с той ночи, когда убили моих приемных родителей, с той самой ночи, когда убили Шона. Тогда я пролила столько слез, что, наверно, на всю жизнь хватило бы. А этот выстрел будто бы вскрыл тупым ножом мои старые раны. Уж не знаю, почему так, разве
Сленговое название одного из синтетических наркотиков.
