Но никто мне не отзывался, в темноте никого не было видно; между кибиткой и лошадьми стояла белая сетка. Я сейчас вернусь… – сказал я и начал уже вылезать из кибитки, как Егор неожиданно появился.
– В задке вещи, что кричишь попусту, – объявил он довольно грубо, взбираясь на сани; с другой стороны сел Пучугский мужик.
Мы вновь тронулись. И опять широко, разом, захватывая всю кибитку и обжигая лицо, рванул ветер, кинул снег под полог. Вокруг нас стоял вой, выл ветер, катясь по снегу, по реке, но чудилось, что это какие-то злобные, живые, костлявые существа, несущиеся стеной по ветру с распростертыми руками.
– Что это? – спросила Ася, со страхом придвигаясь ко мне, – вам не страшно, Андрюша?
– Ах, чего же бояться! – отвечал я и, действительно, мне ничто в мире не было страшно. – Кони добрые, вынесут.
И тут снова налетел порыв ветра, до того сильный, что кибитку подбросило в воздух и едва не опрокинуло: я видел, как вывалился из сиденья Пучугский мужик. И вновь завыли эти серые существа с распростертыми руками, и среди мглы и воя гулко заржала лошадь, закричал Егор: «Держи, держи, оборвет пристяжная». Мужик кинулся куда-то бежать.
– Боюсь! – прошептала Ася тихо, совсем придвинувшись ко мне под тулупчик. В темноте я видел ее блестящие глаза, прядь волос, выбившуюся на лоб, полураскрытый рот. И, обмирая сердцем и ужасаясь тому, что я делаю, я просунул руку под ее шубку и, прижимая Асю к себе, коснулся губами ее холодных губ. Ася ничего не отвечала, только теснее прижалась ко мне. Она любит меня, я не ошибался значит, – думал я блаженно. Я уже не слышал ни ветра, ни воя, не ощущал ни холода, ни снега, – весь мир мне заполнило это существо, прижавшееся ко мне, эта голова в меховой шапочке, полураскрытые губы… Ася уснула скоро, а я всё смотрел на нее, всё ловил ее дыхание, почему то страшно меня умилявшее. Рука моя заныла от тяжести, но я не смел, не хотел ее вытащить… Потом я и сам заснул.
А когда проснулся, было уже тихо. Гулко похрустывал снег под ногами лошадей, под полозьями, в кибитку лился зеленый, холодный свет – и я еще ничего не успел толком сообразить, как мы остановились. С сиденья соскочили, Егор отдернул полог и на зеленом, светящемся небе я увидел снежные очертания сада, вдали, меж деревьев, дом с красными окнами, который я узнал бы из тысячи, кружево дыма над крышей…
– Приехали! – закричал Егор.
Ася еще спала. Не желая ее будить, я потянул руку. Ася проснулась на мгновенье, посмотрела на меня, вероятно, не узнавая, и я не вытерпел и опять коснулся губами ее холодных щек.
– Ася, я вас люблю, – сказал я тихо, – вы знаете это?
– Да, – отвечала она, – да.
Это было мое первое признание в любви – и, вероятно, самое бескорыстное.
VII
Первой встретила меня наша няня Ивушка. Когда, вбежав на крыльцо, я распахнул дверь в коридор, задыхаясь от счастья, Ивушка несла кипящий самовар из кухни в столовую.
– Ивушка! Урра! – закричал я изо всех сил. Самовар едва не выпал из рук старухи – так испугал
