на нас еще светилась паутина краски Поллока, как и на всех прохожих, и на зданиях, и в нашем бесконечном обсуждении его техники в машине, так что только на середине моста мы заметили, что Джуд с нами нет.
«О боже, о боже, о боже», – повторяла мама, пока мы на всех парах летели обратно. У меня все органы из тела повылетали. Когда мы с визгом затормозили у музея, Джуд сидела на бордюре, уткнувшись головой в коленки. Выглядела она, как смятый кусок бумаги.
Правда, по-моему, мы с мамой просто перестали ее замечать, когда ходили куда-то втроем.
Она принесла с собой коробку и поставила ее на кровать, а я сидел за столом. Джуд остановилась у меня за спиной и стала смотреть через плечо. Мне на шею падает мокрая веревка волос. Я смахиваю.
С листа на нас пристально смотрит голый англичанин. Я хотел поймать его взбудораженный шизофренический вид, пока он не сменился страданием, поэтому рисунок получился более абстрактным, чем обычно. Он, возможно, сам себя не узнал бы, но вышло что надо.
– Кто это? – интересуется сестра.
– Никто.
– Нет, правда, кто? – не сдается она.
– Да я его выдумал, – я смахиваю с себя очередной мокрый беличий хвост ее волос.
– Не-а. Он настоящий. Я же вижу, что ты врешь.
– Не вру, Джуд. Клянусь. – Я не хочу ей говорить. Не хочу, чтобы она что-нибудь подумала. А что, если она тоже начнет тайком бегать учиться в ШИКе?
Она заходит сбоку, наклоняется, чтобы рассмотреть получше.
– Жаль, что ненастоящий. Он та-а-ак круто смотрится. Такой… Не знаю… Есть в нем что-то… – Это удивительно. Она последнее время больше так на мои работы не реагирует. Теперь у Джуд обычно такое лицо, будто у нее какашка во рту. Она складывает руки на груди, на которой выросли огромные сиськи, и это напоминает столкновение титанов. – Можно мне его взять?
Это меня вообще шокирует. Сестра впервые попросила у меня рисунок. А я не большой любитель их отдавать.
– За солнце, звезды, океаны и все деревья я готов подумать, – отвечаю я, будучи уверен, что она ни за что не согласится. Джуд знает, как сильно я хочу солнце с деревьями. Мы с ней делим мир с пяти лет. И я сейчас круто ее уделываю – я впервые близок к мировому господству.
– Ты шутишь? – говорит она, распрямляясь. Меня бесит, что она так растет. Словно ее вытягивают по ночам. – Ноа, у меня же тогда ничего, кроме цветов, не останется.
Ну и ладно, думаю я. Она никогда не согласится. Все решено, но нет.
Джуд протягивает руку, берет альбом и смотрит на портрет, словно ждет, что англичанин с ней заговорит.
– Ладно, – говорит она. – Деревья, звезды, океаны. Пусть.
– Джуд, и солнце.
– Ладно. – Она меня совершенно удивляет. – Я отдам тебе солнце.
– У меня же теперь почти все! – отвечаю я. – Ты спятила!
