эмоциям, воле и разуму, побуждая нас поступать в соответствии с тем, что мы считаем добрым и правильным. Совесть – это наш внутренний неподкупный судья. Мы не можем убедить себя, что поступили хорошо и правильно, если совесть обличает нас в обратном. Благодаря совести достигается состояние сопереживания, сочувствия, поэтому совесть, являясь феноменом индивидуального сознания, вместе с тем интраиндивидуальна.
Совестливый человек – это человек с острым чувством морального долга, предъявляющий к себе высокие нравственные требования.[11] В обычной речи употребляют выражения «спокойная совесть» или «чистая совесть». Под ними понимают факт осознания человеком исполненности своих обязательств или реализации всех своих возможностей в данной конкретной ситуации.
Однажды Франциск Ассизский[12] подменял отца в лавке, а в нее вошел нищий и попросил милостыню «из любви к господу». А Франциск в это время перекладывал товар и недобро ответил «Бог подаст». Но когда нищий ушел, Франциска как громом поразила мысль, что если бы у него попросили сейчас не черствый кусок или медный грошик за ради бога, но штуку сукна или кошель золотых для какого-нибудь графа или барона, он бы нипочем не отказал! А бедняку отказал в хлебе насущном!..
С тех пор, гласит житие, он отдавал нищим, коли встретит, все, что было в карманах, а когда денег не оказывалось, снимал с себя одежду и отдавал ее.
Э. Фромм выделяет два вида совести: авторитарную и гуманистическую. Авторитарная совесть выражается в подчиненности внешнему авторитету. При авторитарной совести люди некритически усваивают и выполняют установки внешнего мира, потому что испытывают страх наказания. Подчиняясь авторитарной совести, человек следует повелениям, которые противоречат его собственным интересам. Если человек отступает от велений власти, он чувствует себя виноватым перед ней и страдает, боясь наказания. Однако как только люди понимают, что власть утрачивает силу и ничем не может им навредить, они теряют свою авторитарную совесть и больше не подчиняются тому, перед чем или кем они раньше испытывали страх. Поэтому, как писал К. Маркс, у республиканца иная совесть, чем у монархиста, у имущего – иная, чем у неимущего, у мыслящего – иная, чем у того, кто не способен мыслить.
Гуманистическая совесть выражается в способности к верной оценке фактов и собственной роли в том или ином действии, а также в способности соотнести это действие с общечеловеческим и индивидуальным пониманием добра и зла. Гуманистическая совесть – это голос самого человека, того лучшего, доброго, что он имеет. Она не дает людям безропотно подчиняться чужим интересам, тратить жизнь только на служение интересам и потребностям других людей. Данная совесть призывает к самореализации, к воплощению в действительность своих сил и возможностей, не забывая при этом строить свою жизнь в гармонии с другими людьми.
С.
Надо отметить, что взаимосвязь двух этических категорий – совести и долга – носит весьма сложный характер. Они образуют единый морально-психологический механизм регуляции поведения личности, в котором совесть выступает в качестве основания для выполнения долга. Чувство долга выступает в переживаниях моральной ответственности, в озабоченности и беспокойстве за выполнение порученного дела. С одной стороны, совесть указывает на соответствие или несоответствие поступка долгу. «Поступок по совести» – это поступок, когда совесть настаивает на исполнении долга. С другой стороны, между совестью и долгом могут возникать конфликты, порождающиеся, как правило, несовпадением целей и интересов личности и общества. Вопрос о правоте совести или долга зависит от обстоятельств, от правильного или неправильного понимания долга.
Франциск Ассизский (настоящее имя – Джованни Бернардони), сын богатейшего в Ассизи (Италия) торговца сукном, отказался от богатства и вместе с единомышленниками стал проповедником бедности. Он и два его друга поклялись жить подаяниями, не стричься и не мыться, босыми покинули город и поселись в развалюхе, заброшенной прокаженными. За свои проповеди подвергался оскорблениям и побоям со стороны населения. Со временем добился у папы Иннокентия III права на организацию монашеского ордена францисканцев. В 1228 г. был канонизирован церковью.
