нёбо и язык.
Гек глубоко затянулся. Взгляд его был устремлен куда-то далеко, быть может – на флоридское побережье, которое находилось в сорока четырех милях от нас.
– Я знаю, ты бежишь от чего-то, что причинило тебе боль, Чарли, – сказал он вдруг. – Или, может быть, от кого-то. Но ты не должен забывать, что для всех тех, с кем ты сталкиваешься, ты… – Гек показал окурком на мою воду, – …ты должен быть как эта бутылка с водой. – Прищурившись, старик посмотрел на меня, и мне показалось, что в уголке его глаза что-то подозрительно блеснуло. Словно подсохший след от выкатившейся слезинки. – Не позволяй никому и ничему причинить тебе боль, Чарли. Да, пока твоя бутылка закрыта, ее содержимое… – Гек усмехнулся: —…ее содержимое в безопасности. Оно никуда не денется, но…
Некоторое время мы молчали, глядя на закат и подставив лица налетевшему ветерку. Потом Гек неожиданно добавил:
– Вода означает жизнь. Это справедливо для любого места и для любой эпохи. Так было всегда. Я не знаю, в чем дело, но ты почему-то действуешь на людей как вода. Люди тянутся к воде… – Он взял у меня бутылку, отвернул крышечку и сделал глоток. – Им нравится ее вкус, нравится, как она течет в пересохшее горло. И ты такой же, хотя сам этого не понимаешь.
Господи, как же я любил этого старика!
Слухи распространились быстро, и очень скоро и Гек, и я начали проводить в море по несколько дней в неделю. Строить джекботы мы, однако, не перестали. В мастерской мы теперь трудились утром и вечером, а клиентов возили днем. Прошло сколько-то времени, и однажды, взглянув на себя в зеркало, я с трудом узнал отразившееся в нем лицо. Мои щеки втянулись, брови и волосы выгорели на солнце чуть не до белизны, кожу покрыл темный загар. Новый стиль жизни явно пошел мне на пользу; во всяком случае, я стал гораздо больше похож на беспечного подростка, каким был много лет назад. Не знаю, каким было мое кровяное давление, но по сравнению с теми временами, когда я работал на Маршалла Пикеринга, оно явно понизилось и перестало скакать.
Гек был прав: работа с деревом была отличной терапией, помогавшей победить боль. Шлифуя детали судового набора для нового джекбота, я уже мог мысленно представлять себе лицо Маршалла и не хотеть тут же его прикончить или воткнуть ему в правый глаз вилку, а в левый – ложку. Мой отец, мать, школа, одиночество, Гарвард, Аманда, папа Пикеринг – я и не подозревал, сколько горечи накопилось во мне за всю жизнь. К счастью, пока я работал бок о бок с Геком, он научил меня со всем этим справляться. Противостоять боли и горечи. И злости… Нет, я вовсе не хочу сказать, будто сумел простить все обиды, позабыть все свои несчастья, но я впервые в жизни перестал скрывать, что творится у меня внутри, – скрывать в первую очередь от самого себя. Думаю, это и был самый главный подарок Гека – умение быть честным с собой. Бесконечное терпение, неизменная доброжелательность и еще то, что он ничего от меня не требовал и не ожидал, позволили ему заглянуть в мою душу и увидеть тот барьер, который преграждал мне путь к собственному сердцу. Увидеть и показать мне. И надо сказать, что
