числах февраля месяца генерал Дитерихс доставил все материалы в г. Омск в распоряжение Верховного Правителя.
Высшей власти представлялось опасным оставлять дело в общей категории местных “екатеринбургских” дел, хотя бы уже по одним стратегическим соображениям. Казалось необходимым принятие особых мер для охраны исторических документов.
Кроме того, дальнейшее нахождение дела у члена суда не оправдывалось уже задачами работы: выяснилась необходимость допросов весьма многих лиц, рассеянных по всей территории Сибири и дальше, а член суда прикован к своему суду.
Наконец, самая передача дела Сергееву, являвшаяся компромиссом, противоречила основному закону, возлагавшему производство предварительных следствий на особый технический аппарат судебных следователей.
5 февраля меня вызвал к себе Адмирал. Я был приглашен им как следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде. Он приказал мне ознакомиться с материалами следствия и представить ему мои соображения о дальнейшем порядке расследования.
6 февраля я защищал перед Адмиралом следующий порядок:
1. Расследование должно быть построено на началах закона, как это делалось и до сего момента: устава уголовного судопроизводства.
2. К нему должны быть привлечены в достаточном количестве судебные следователи, ибо оно недоступно физическим силам одного лица.
3. Во главе расследования должна стоять не коллегиальная, а единоличная авторитетная власть. Она представлялась мне в лице сенатора с опытом в следственной технике.
Но суровая действительность была жестока к нам. В далекую Сибирь не пришли такие сенаторы. Отсутствовали и рядовые техники, так как Сибирь почти не знала института судебных следователей. Иные боялись связать свою судьбу с опасным делом.
При вторичном свидании в тот же день 6 февраля Адмирал сказал мне, что он решил сохранить обычный порядок расследования и возложить его на меня.
7 февраля я получил предложение министра юстиции о производстве предварительного следствия и в тот же день принял от генерала Дитерихса все акты следствия и вещественные доказательства.
3 марта, перед моим отъездом к фронту, Адмирал нашел необходимым оградить свободу моих действий особым актом. Он принял лично на себя моральную заботу о деле и указал в этом акте, что следствие, порученное мне в законном порядке, имеет источником его волю. Эту заботу он проявлял до самого конца.
После его гибели я прибыл в Европу, где моя работа заключалась в допросах некоторых свидетелей.
Я указал в главных чертах основание, на котором было построено судебное расследование, имея в виду укоренившееся в обществе ошибочное представление об этой стороне дела и, в частности, о роли в нем генерала Дитерихса.
К моему прискорбию, он и сам не удержался на высоте исторического беспристрастия и в своем труде объявил себя высшим “руководителем” следствия
