ельской системе Ridero
Пролог
На улице ярко светила луна, но окна маленького домика на опушке леса были плотно зашторены. В самой большой комнате этого деревянного строения собрались пять человек. Впрочем, в своем кругу они предпочитали не называть себя людьми.
В центре комнаты в форме круга были расставлены пять кресел, мягкости сидений и подушек которых позавидовал бы даже самый искушенный сибарит. На них и расположились собравшиеся в доме люди. Причем они расселись так, чтобы обе женщины оказались между мужчинами.
Занятые кресла были окружены десятком свободных, но, судя по лицам присутствующих, они больше никого не ждали.
Источников освещения в комнате не было, но собравшиеся прекрасно видели лица друг друга, а их глаза временами излучали ослепительное для обычного человека сияние.
– Может, уже начнем? – произнесла после десятиминутного молчания одна из женщин.
На вид ей можно было дать лет двадцать семь-тридцать, у нее был смуглый оттенок кожи, небольшой нос и выразительные карие глаза. Ее роскошные темные волосы, часть прядей которых была выкрашена в ярко-оранжевый цвет, красиво ниспадали до ее плеч.
Одета девушка была в облегающую футболку и джинсы, которые подчеркивали ее пышную грудь и бедра. Ее великолепная фигура заставляла мужчин всех возрастов провожать ее долгими взглядами, но присутствующие на собрании представители сильного пола оставались равнодушными к ее чарам.
– Да, пожалуй, – согласился с девушкой мужчина, расположившийся по правую руку от нее.
Он произнес это по-испански с характерным акцентом, выдававшим в нем каталонца.
Внешне мужчина в точности соответствовал представлениям женщин о мачо: небрежно распахнутая на груди рубаха, открывавшая густо поросшую волосами грудь, сильные мускулистые руки и ноги, волосы, чуть длиннее, чем необходимо, и взгляд уверенного в своих силах самца.
– Я собрал вас здесь, братья и сестры, – произнес он, – чтобы сообщить вам прискорбную для нас новость.
Во время разговора мужчина перемежал испанский словами на других языках, а периодически и вовсе переходил на английский или французский. Впрочем, все его собеседники являлись полиглотами и также в одной фразе могли использовать до четырех языков.
– Не тяни, Закон, – поторопила сделавшего театральную паузу мужчину вторая женщина.
Она была старше девушки лет на десять-двенадцать, ее когда-то яркие, как золото, волосы стали немного бледнеть, предвещая скорую седину. Нос у женщины был слегка с горбинкой, глаза глубоко посажены, а губы, когда она молчала, были крепко сжаты, что заставляло всех ее собеседников слегка побаиваться эту женщину.
В отличие от более молодой соратницы, женщина была одета в строгий деловой костюм: черные брюки и пиджак и белую рубашку, расстегнутую на одну пуговицу у горла.
В общем, весь ее внешний вид выдавал в ней «железную леди» с бульдожьей хваткой, связываться с которой было себе дороже.
– Не стоит меня поторапливать, Справедливость, – ответил женщине мужчина. – Я сам знаю, как сообщить неприятную новость.
– Ты сейчас не в суде, Закон, – вступил в беседу мужчина, сидевший слева от Справедливости. – Не играй, стремясь воздействовать на присяжных.
На вид этот мужчина был самым старшим из присутствующих. Ему было около шестидесяти, а раскосые глаза и желтоватый оттенок кожи выдавал в нем уроженца Дальнего Востока. Впрочем, по его говору нельзя было установить, представителем какого народа он является.
Одет мужчина был, как и Справедливость, в костюм, но веселые искорки, мелькавшие в его глазах, позволяли ему располагать к себе людей, в отличие от жесткой внешности женщины. Чем-то он напоминал университетского профессора, который помогает своим студентам найти их собственный путь в жизни и относится доброжелательно даже к тем, кто откровенно игнорирует его занятия.
– Вы правы, Наука, – склонил голову Закон. – Я немного заигрался. Итак, – он собрался, вдохнул побольше воздуха и произнес: – Несколько часов назад в музей Прадо проникли воры и унесли несколько картин общей стоимости в десятки миллионов долларов.
– И что с того? – хмыкнула девушка. – Разве нас интересуют музейные кражи?
– Интересуют, Любовь, – ответил ей мужчина. – Дело в том, что помимо картин воры вынесли еще кое-что, что не представляет ценности для людей, но представляет ценность для нас, – он вновь не удержался от паузы, а затем закончил: – Они вынесли Печать!
Любовь, Наука и Справедливость переглянулись, обменявшись потрясенными взглядами, а затем Наука произнес:
– Возможно,
