каблуки. Он за три комнаты уловил их легкую дробь и, достав гребешок, пригладил остатки светлых волос.
Дверь с размаху открылась во всю ширину, он уже поднимался навстречу, и Старушка с порога весело крикнула им:
– Молчуны, обедать, обедать!
Глава двенадцатая
Обед и после обеда
Он проверил все пуговицы на борту сюртука, подтянулся и подал ей руку.
Она с галантной улыбкой оперлась на неё.
Старик, ворча себе под нос, поплелся за ними.
Они расселись вокруг большого стола и принялись за еду. Он сидел напротив неё, часто опуская глаза. Вот её тонкие пальцы держали вилку и нож. Вот передвигали тарелки. Вот накладывали мясо и зелень. Вот подливали вино. Вот застывали на скатерти. Вот брали хлеб. Вот сильно и нервно сминали салфетку. Гибкие, узкие, нежные, чуткие женские руки.
Смотреть подолгу он позволял себе только на них.
Старик в полном молчании пережевывал большие куски, хватая их жаждущим ртом, блестя жиром на подбородке, на губах, на носу.
У него же, должно быть, от застарелой усталости, пропал аппетит. Иван Александрович, скорее повинуясь необходимости поддержать свои силы, выпил чашку бульона и нехотя проглотил кусочек зажаренного цыпленка.
Старушка, следя за ним с материнским вниманием, тотчас указала на сочный, дымящийся, пахнувший приправами ростбиф.
Он вежливо отказался от слишком тяжелого мяса.
Она спросила с тревогой:
– Что, опять ваша печень?
Её дружеское участие коснулось одинокой груди горячей волной. Он с благодарностью посмотрел на неё и, усиливаясь казаться беспечным, ответил:
– Так, ничего.
Она упрекнула, окидывая его придирчивым взглядом:
– Когда вы начнете лечиться?
Беспомощно улыбаясь, он с насмешливой грустью спросил:
– Кого же лечат от старости?
Она звонко расхохоталась:
– Как несносно вы любите комплименты!
Он отозвался с обычной своей меланхолией:
– Ещё больше я люблю правду.
Её большие глаза просияли лукавством:
– Больше тридцати восьми вам не дашь.
Он поправил, коснувшись обнаженного темени:
– Стукнет вот-вот сорок пять.
Она засмеялась:
– Совершенный старик.
Тогда он попросил:
– Давайте это оставим.
Она согласилась поспешно, виновато опуская глаза:
– Да, в самом деле, оставим.
И спросила, избегая смотреть на него:
– Кофе станем пить здесь?
Ей ответил Старик, обтирая салфеткой щеки и рот:
– Я полагаю, лучше в гостиной.
В гостиной, с чашкой в руке, Иван Александрович приткнулся в угол дивана.
Старушка вскоре подсела к нему:
– Вы
