p>Иван Михайлович Прибышев, помещик, 50 лет.
Марья Васильевна, жена его, 48 лет.
Любовь Ивановна, дочь их, барышня, 18 лет.
Катерина Матвеевна Дудкина, племянница их, девица 26-ти лет.
Петр Иванович, их сын, гимназист, 15-ти лет.
Марья Исаевна, бывшая няня, теперь экономка, друг дома, из дворовых, 45 лет.
Алексей Павлович Твердынский, молодой человек, живущий на кондиции у Прибышевых, из духовного звания, 22-х лет.
Анатолий Дмитриевич Венеровский, акцизный чиновник, 35 лет.
Приказчик.
Староста.
Лакей.
Мужики.
Няня. Давайте чашку-то, налью. А то что, право, пить не пьете, только балуетесь. (Берег чашку.)
Марья Васильевна(обиженно). Постой, няня, я не допила еще. И что кричишь, точно с ребенком, право. Вот теперь налей. (Подает чашку.)
Няня. Стоишь, стоишь, стоишь, стоишь. Одиннадцатый час небось, а еще половину господ не перепоила. Вы откушаете – тут старый барин, тут стюдент с Петрушей прийдут.
Марья Васильевна. Какой стюдент? Студент говорится.
Няня. Не люблю я его, неаккуратный человек, за то он у меня стюдент. Пустой человек.
Марья Васильевна. А мне он жалок, няня.
Няня. Есть чего жалеть. Сказал ли он доброе слово кому, вот второй месяц в доме – только зубы скалит (передразнивая). Всех, кажется, пересмеял (с племянницей с вашей; да девкам от него прохода нет.) Нечесаный, а туда же липнет. Я уж Дуняшу научила: как он к тебе станет приставать, ты его по лицу, чтоб с синяком к обеду пришел. Пускай спросят – отчего? Да опять – что ж это? Одевать мы его взялись – что ли? Все постельное белье наше.
Марья Васильевна. Ах, няня – какая ты! Ты подумай – ведь он один, молодой человек, бедный. Я удивляюсь, право, отчего он худой такой?
Няня. Отъестся небось! Придут теперь с Петрушей, напьются; тут Катерина Матвеевна, золото-то наше, с книжкой придет… Отпоишь – ну, слава богу. Только снимешь, опять: кофею! завтракать! тонконогой приедет!
Марья Васильевна. Какие ты все прозванья даешь, няня! Это кто ж тонконогой?
Няня. А Анатолий Дмитрия, жених-то Любочкин…
Марья Васильевна. Как ты глупо говоришь. Отчего ж – жених? Так ездит молодой человек в дом.
Няня. Так вы и думаете, что глупее Марьи, няни, нет никого на свете. Кажется, тридцать лет вверху жимши, пора понимать. Что ж он вашего кофею не видал – что из города-то за семнадцать верст каждый божий день ездит. Нет-с, матушка, Любочкино-то приданое все сосчитал небось, так и ездит.
Марья Васильевна. Вот как ты судишь. Первое дело он не жених, а второе – уж вот кто на деньги не польстится. Анатолий Дмитриевич совсем не такой человек.
Няня. Без денег, матушка, в нынешнем веке никто не возьмет, какая красавица ни будь. Только в женихе корысти немного. Так какой-то немудрененький, по винной части служит, не бог знает что. Да и у людей спрашивала, не хвалят. Первое дело – скуп, другое – бахвал.
Марья Васильевна. Это еще какое слово? Как ты сказала?
Няня. Бахвал, матушка. Это по-нашему значит: я, мол, всех прекрасней, всех умней, и, окромя меня, все дураки.
Марья Васильевна. Вот и неправда. Он ученый, писатель. Да что ты понимаешь!
Няня. Только Любочку мне жалко, совсем-то ей голову вскружили.
Марья Васильевна. Может быть, он вовсе не за Любочкой, а за Катенькой ухаживает. Вот как ты!
Няня. Как же, дуру нашли, так я и поверила. С Катериной-то Матвевной побаловаться – это так. Еще она как в Петербурге в гувернерках жила, так к нему бегала, а жениться-то небось он знает, за кем деньги дадут, а за кем ничего.
Марья Васильевна. Катенька знакома была с ним в Петербурге. Ты во всем дурное видишь.
Няня. Да уж так, матушка, как в гувернерки пойдут, так и догувернерются. Это верно. Так-то и Катерина Матвевна.
Марья Васильевна(смеется и махает руками). Полно, глупости.
Няня. И то мы примечаем, что во всем доме другие порядки пошли. (И
