из «Серых братьев», обычно изображается как герой забавных комиксов: с остроконечной бородкой, в широких на бедрах и сужающихся к щиколоткам брюках и т. д. Инки, мальчик-индиец, хоть и раджа и поэтому имеет снобистские замашки, все равно комический «туземец», говорящий на ломаном английском – в традициях «Панча». («Драчливость – неправильное дурачество, мой достопочтенный Боб, – поучает Инки. – Пусть собаки наслаждаются, исходя лаем и кусанием, а ты отвечай спокойно: тише едешь – дальше будешь, как говорит английская пословица».) Фишер Ти Фиш напоминает старомодного театрального янки времен англо-американского соперничества («Ну-у-у, ва-а-абще-то-о…» и т. п.). Вань Лунг (в последнее время комизм его образа слегка померк, несомненно потому, что среди читателей «Магнита» появилось немало «китайцев пролива») – некое подобие китайца из пантомимы девятнадцатого века, в шляпе, похожей на блюдце, и широченных штанах, говорящего на птичьем английском. Представление об иностранцах сводится к тому, что все они чудаки, призванные развлекать читателя, и их можно классифицировать как насекомых. Вот почему во всех журналах и газетах для мальчиков, не только в «Самоцвете» и «Магните», китаец неизменно изображается с косичкой. По этой косичке его всегда можно опознать так же, как француза – по козлиной бородке, а итальянца – по шарманке. Правда, в газетах подобного толка время от времени появлялись рассказы, действие которых происходило за границей и в которых делались попытки описать местных жителей как индивидуальные человеческие существа, но, как правило, считалось, что иностранцы любого происхождения одинаковы и более или менее соответствуют следующей классификации:
Француз: Экзальтированный. Носит бороду, бурно жестикулирует.
Испанец, мексиканец и т. п.: Мрачный, вероломный.
Араб, афганец и т. п.: Мрачный, вероломный.
Китаец: Мрачный, вероломный, носит косичку.
Итальянец: Экзальтированный. Крутит шарманку или носит при себе стилет.
Швед, датчанин и т. п.: Добродушный, глупый.
Негр: Смешной, очень доверчивый.
Представители рабочего класса появлялись на страницах «Самоцвета» и «Магнита» только в качестве комических персонажей или полупреступников (ипподромных «жучков» и т. п.). Что же касается межклассовых трений, профсоюзного движения, забастовок, экономических спадов, безработицы, фашизма и гражданской войны, то об этом – ни слова. Просмотрев все выпуски обеих газет за тридцать лет, вы, вероятно, где-нибудь найдете слово «социализм», но для этого вам понадобится очень много времени. Если где-то упомянута революция в России, то упоминание будет косвенным – например, мелькнет слово «бульши» (означающее неприятного субъекта со склонностью к насилию). Гитлер и нацисты еще только начинали появляться – в том духе, как было процитировано выше. Военный кризис сентября 1938 года произвел достаточное впечатление, чтобы возникла история о том, как мистер Вернон-Смит, миллионер, отец Прохвоста, поддавшись всеобщей панике, стал скупать дома в сельской местности,