не функционирующих самостоятельно. Понятно, что не все аффиксы, встречающиеся в составе слов, сохранили продуктивность. Такие морфемы, как – mienta | – menta, – ita, – ezno, – amen, – ático, – iento, не создают в испанском языке новых слов, но, встречаясь в составе готовых единиц, они легко в них выделяются, чему способствует наличие аналогических образований. Ср. herramienta, vestimenta, cornamenta; israelita, jesuita; lobezno, viborezno; certamen, botamen, pelamen; ponzoñiento, soñoliento, avariento, grasiеnto, hambriento; lunático, asiático, friático. Эти элементы мотивируют значение слова[28] и поэтому должны изучаться в морфологии основ слова, но они не имеют никакого отношения к словообразованию данного периода.
Э. Пишон в одной из своих работ по теории словообразования[29] назвал механизм, ведущий мысль от производящей основы к производному слову, démarrage psychologique (т. e. психологическое отделение, отправление). Действие этого устройства, согласно Э. Пиш—ону, позволяет нам создавать новые слова. Механизм, ведущий мысль от производного слова к производящей основе, Э. Пишон назвал amarrage psychologique (т. e. психологическое сцепление, присоединение). Действие этого аппарата мысли позволяет нам понимать слова, даже если мы никогда раньше их не слышали. Наблюдая за непродуктивными морфемами, мы замечаем, что механизм amarrage, т. е. ассоциирование слова с определенной структурной серией, еще функционирует, хотя, возможно, и на холостом ходу, а процесс démarrage оказывается уже замершим.
4. Остаточная выделимость компонентов слов
Выше говорилось об аффиксах, отличающихся друг от друга наличием или отсутствием активности, но входящих в определенные морфологические серии. Наряду с ними существуют также единичные элементы, значение которых не опирается на аналогию. Ср. такие русские слова, как попадья, сухомень, болтовня, молодежь, луковица, успех, cр. такие испанские слова, как terráqueo honesto, limítrofе, ranacuajo. Единичные компоненты обладают так называемой остаточной выделимостью в составе слова. Их граница oбусловлена границей соседнего элемента, а их семантическая нагрузка в современном языке определяется как разница в значении всего слова и другой его части. Она носит, следовательно, как бы вторичный характер. Вопрос о выделимости подобных элементов, неповторимых и единственных в свое роде, должен решаться только в плане изучения морфологии слова. Но так как он наиболее очевидно вскрывает разницу в исследовательских приемах, используемых при морфологическом членении слова и при синхронном изучении словообразования, остановимся на нем несколько более подробно.
Проблема остаточного значения неоднократно дискутировалась на страницах лингвистической литературы. Одни ученые полагали, что единичные компоненты могут быть выделены в составе слова. Другие возражали против этого, третьи считали, что это возможно только по отношению к аффиксам. Так, Л. Блумфилд утверждал, что единичные элементы (unique constituents), встречающиеся лишь в одной комбинации, являются языковой формой. Если составная единица кроме общей части содержит остаток, такой как cran– в cranberry, который не встречается ни в какой другой сложной форме, то этот
Это обстоятельство признавал и К. Пайк, вводящий, вслед за Болин—джером, в определение морфемы признак активности (см. [Pike 1954: 75, 87]). «Однако и пассивный морф, – пишет он, – может делать свой вклад в семантическое значение элемента, частью которого он является» (с. 89).
[Pichon 1942: 68].
