третьего августа он обедал весело и с аппетитом. Наконец он допил вино, вытер влажные губы, смял и бросил салфетку, потянулся и поднялся из-за стола. Вдруг из рядов его стражи твердо выступил молодой офицер, Джон Фелтон, лейтенант королевского флота, тридцать три года, и уверенной рукой нанес самозванному адмиралу два неотразимых удара кинжалом. Бекингем успел выхватить шпагу, намеренный защищаться от нападения, но тут же, обливаясь кровью, упал, коснеющим языком прошептав:
– Да ты убил меня, экая сволочь!
Офицер стоял неподвижно. На него набросились с криками:
– Это француз! Это француз!
Кто-то припомнил, что был канун ужасной Варфоломеевской ночи, когда неистовые паписты перерезали уйму безоружных сторонников истинной веры. Офицер не сопротивлялся, не возражал. Он был англичанин, больше того, он именно придерживался истинной веры. Он спокойно отвечал на вопросы. Был ли у него личный мотив для убийства? Да, у него был личный мотив, он участвовал в первом походе под Ларошель, отличился на острове Ре, ему по праву следовал чин, он дважды обращался с прошением к герцогу Бекингему, и герцог Бекингем дважды ему отказал, причем оскорбил честь офицера, тогда как другие получали награды за деньги. Однако, продолжал арестованный, он убил не личного врага только, но врага королевства, человека низкой морали, распутника, взяточника и казнокрада. В доказательство своей правоты он указал на свою шляпу. Шляпу исследовали, вспороли подкладку, под подкладку была зашита записка, которую Фелтон написал, когда готовился к покушению. В записке стояло:
«Тот позорный трус и не заслуживает звания дворянина или солдата, кто не готов положить свою жизнь за честь своего Бога, своего государя и своего народа. Пусть никто не хвалит меня за мой поступок, но каждый пусть скорее обвиняет себя самого, поскольку был причиной тому, что сделал я, ибо если бы Бог, в наказание за наши грехи, не отнял у нас сердца, Бекингем не оставался бы не наказан так долго».
Джон Фелтон умер с достоинством и спокойно. Англия ликовала, восхищалась убийцей и признавала герцога Бекингема достойным именно такого возмездия. Король Карл был возмущен столь дерзким поведением подданных, ведь он лишился любимца, советника, своей правой руки, без герцога Бекингема он почувствовал себя сиротой. Он не пожелал рассмотреть беспристрастно, как подобает правителю, те обвинения, которые молва предъявила этой правой руке. Он предпочел мстить, однако за это убийство мстил не одному человеку, а нации. Первым делом он исподтишка отобрал у нее те права, которые только что ей даровал, объявив на заседании обеих палат «быть по сему». Его агенты проникли во все типографии, где набиралась или печаталась петиция о правах. Все наборы были рассыпаны, все отпечатанные экземпляры были изъяты и сожжены. Владельцам типографий было приказано заменить это королевское «быть по сему» первым ответом, неопределенным, уклончивым, ничего не решающим, который возмутил пред
