дальше в потоке новостей и явлений. Представление «Мы женимся на Лейле Соколовой» заставляет вернуться к событиям двух прошлых лет, посмотреть на них и на действующих там лиц пристальнее.
В зале много смеялись. Но смех был невесёлый. Так смеются не над собственно смешным, а над нелепым, глупым, лишним… Когда-то, в дни юности цивилизации, такой смех вызывали люди с физическим уродством, теперь – уродливые явления. Лейла Соколова, антигероиня дня полуторалетней давности, превратилась в сатирический персонаж. Надеюсь, недалеко ей и до имени нарицательного.
От Попова и Яркевича досталось многим. Да почти всем. И тем, кто на самом верху вертикали, и тем, кто пытается эту вертикаль обрушить, и тем, кто ничего не хочет и ни кем себе не считает… Может быть, в том числе и поэтому рукопись «Мы женимся…», часть которой была инсценирована в Театре «У Никитских ворот» пока не воплотилась в книгу. Наверняка, если она всё-таки будет издана, многие рассердятся. Что, кстати, обыкновенно в случае с сатирой.
Март 2013
Где бог отмщения?
На днях меня чуть не побили.
Вообще-то бьют меня, да и я бью, довольно часто. Но тут чуть не побили те, кого я считаю своими друзьями. И они меня считают другом… Впрочем, друзья ведь тоже дерутся…
В общем, сидели после рабочего дня, выпивали, разговаривали. Все по-своему недовольны жизнью, правительством, президентом. У всех чувство, что вот поверни Россию чуть-чуть в сторону, и она отклонится от огромного айсберга и двинется на всех парах к счастью.
Одни мои друзья считают, что слегка бы влево повернуть, другие – слегка бы вправо… Я взял и вспомнил про 10 декабря 2011-го:
– Тогда упустили момент, а теперь уже поздно.
И тут друзья взвились:
– Задолбал со своим 10-ым! Жалеешь, что кровь не пролилась? Крови тебе надо?!
И уже за одежду стали хватать.
– Да, крови не случилось, – отрезвев от испуга, стал доказывать я. – Тогда не случилось. Но она пролилась позже – 6-го мая. Уже бесполезная кровь. Да и продолжает сочиться. Мы не хотим замечать, что идут самые настоящие репрессии. И они будут расширяться. Тридцать седьмой тоже не наступил сразу.
– Ну уж сравнил! – усмехнулись друзья, правда, довольно беззлобно; угроза драки миновала.
Я осмелел, заспорил:
– Да по сути-то различия нет – дают человеку двушечку или десять лет без права переписки, загребают за решётку десяток или десять тысяч. На общество это действует одинаково – оно перестаёт быть обществом, распадается на отдельных смирных двуногих. К тому же уничтожение врагов или упеканье в лагеря на десятилетия честнее, чем то, что происходит сейчас. Есть такое слово – «гнобить». Самое подходящее для того, что мы наблюдаем.
Когда-то его употребляли сибирские старушки, ставя ударение на первом слоге: «Крапиву гнобить», – то есть завалить её огородным мусором, чтоб корни сопрели. Или: «Гнобить
