то, что герцог уводил ее из зала, намереваясь остаться с ней наедине там, где никто не мог бы им помешать, было явным нарушением приличий.
– Сюда, – ответил Энтони.
Он завел ее в комнату и торопливо запер дверь.
Они оказались в библиотеке – в святая святых, где герцог мог расслабиться и быть самим собой. Он обернулся и увидел, что мисс Смит смотрит на него как на пирата, который коварно похитил ее и увез за семь морей. Не на такую реакцию он рассчитывал.
Чтобы ее успокоить, Энтони сказал первое, что пришло ему в голову:
– Какое ваше любимое лакомство, мисс Смит?
Он увидел, как она нахмурилась, как будто ломала голову над тем, почему он задал ей такой нелепый вопрос. Но потом ее лицо разгладилось и она ответила:
– Клубника, ваша светлость. Не пирог с клубникой, не варенье, а свежая, сочная клубника.
Энтони не отрываясь смотрел на нее, а точнее, на ее губы. Разговор о клубнике привел к тому, что он стал гадать, какие же на вкус губы этой девушки и, хуже того, как бы ему об этом узнать.
Герцог видел, как мисс Смит подошла к одной из книжных полок и стала рассматривать то, что на ней стояло.
– Что это? – поинтересовалась девушка.
Энтони пожал плечами.
– Моя коллекция, по всей видимости.
Спеша остаться наедине с Изабеллой, герцог совсем забыл о коллекции – он хотел, чтобы ее отнесли наверх в его спальню и никто из посторонних ее не увидел. И дело было не в том, что кому-то могла показаться странной его страсть превращать обрывки и обрезки в нечто большее, а в чем-то более личном, интимном, – он хотел уберечь все это от чужих глаз. Каспер был единственным посторонним человеком, который видел его работы. Теперь Энтони, затаив дыхание, ждал, что скажет мисс Смит.
– Это ваши работы? – спросила она, взглянув на герцога через плечо, а потом вновь повернувшись к элегантной даме, сделанной из изогнутого гвоздя, двух медных пуговиц, куска ткани и отрезка бечевки. Сколько времени ему пришлось повозиться с ее лицом! Энтони вспомнил, как дважды стирал краску, прежде чем кукла стала выглядеть так, как он хотел.
Герцог почесал затылок, шагнул вперед, но не стал сразу отвечать, а подождал, когда мисс Смит перейдет к следующей фигурке – собачке, сделанной из газеты и выкрашенной в черный цвет.
– Мои, – ответил он, чувствуя себя почти так же, как во время проклятого тоста.
Энтони вновь поймал себя на том, что затаил дыхание. Мисс Смит повернулась к нему лицом и с распахнутыми от изумления глазами выдохнула:
– Они великолепны!
Великолепны?
Нервозность сменило бурлящее в груди пьянящее ликование. В устах мисс Смит похвала прозвучала так, как будто она смотрела на фантастический пейзаж с за́мком, горами и качающейся на озере лодкой, так искусно написанный, что человеку кажется, будто он очутился прямо на этой картине. Но ведь она просто рассматривала клочки и кусочки, которые он склеил, связал, сколол
