маловероятным, можно предполагать, что обсуждаемое новообразование появилось в западнобрянских говорах не в самое недавнее время и что вызвавший его к жизни импульс исходил от грамматической категории лица в период наиболее активного ее развития.
Известно, что категория лица – нелица, а затем категория одушевленности – неодушевленности развивались постепенно, охватывая последовательно все новые и новые семантические и грамматические группы существительных и субстантиватов.
Как свидетельствуют многочисленные данные, в КОН были вовлечены в ряде говоров даже существительные среднего рода. Ср. отражение этого в языке северно-русских былин: «Хватила она дитятка за белые волоса, Ушибла она дитятка о сырую о землю» (А. Ф. Гильфердинг. Онежские былины. Т. III. M., 1951. С. 522); «А очищу я ведь Царь-то град Да убью поганого Идолища» (Там же. С. 13); «Походочкой в Чурила Пленковича, Кудрями в царища Кудреянища» (Там же. С. 219); «Заколи чада милого» (Там же. С. 274); «Он и згрел змеишша по буйной главы» (А. Д. Григорьев. Архангельские былины. Т. I. Ч. 2. М., 1904. С. 349); «Шып как калика переежжая В цюдишша поганого, некрещеного» (Там же. С. 401); «Мала детишша валили во середочку» (Там же. С. 235); «Как наскакивал Илеюшка на Соловьюшка» (Былины Севера. Т. I. М.; Л., 1938. С. 287); «Увидали Солнышка Владымира» (Там же. С. 538)и др. под.
В тех же говорах по общему образцу КОН были перестроены и счетные обороты с количественными числительными. Ср.: «Потравила-то Маринка девяти ли молодцов» (А. Ф. Гильфердинг. Онежские былины. Т. III. M., 1951. С. 397); «Она справила-срядила семи сыновьев» (Там же. С. 449); «Как убил-то Фадеюшко пяти братов» (Там же. С. 434) и др. под.[31]
На этом фоне является особенно показательным то, что ни па-мятники письменности, ни диалектные материалы не дают никаких сколько-нибудь надежных свидетельств о вовлечении в КОН или в КЛН существительных женского рода в единственном числе. Во всей восточнославянской области эти последние, как и в литературном русском языке, находятся вне указанных грамматических категорий.
Все отмеченные в наличном материале примеры, где приглагольная падежная форма может быть понята как форма вин. ед. = род. ед. ж. р., в действительности представляют исконные формы родительного падежа, пережиточно сохраняющиеся как элемент супинной конструкции [Пеньковский 1975-а: 86–88] (ср.: «А поехали они к Царюграду Отымать царицы Соломанихи» – А. В. Марков. Беломорские былины. М, 1901. С. 453), как члены глагольных словосочетаний с особыми типами управления (ср.: «Да женился князь да во двенадцать лет, Уж он брал княгини девяти годов» – А. Д. Григорьев. Архангельские былины. Т. I. Ч. I. M., 1904. С. 30) и в ряде других случаев. Все они заслуживают специального изучения.[32]
Таким образом, рассматриваемые западнобрянские формы вин. ед. личных субстантиватов женского рода оказываются во всем восточнославянском материале совершенно одинокими,[33] но
Ср.: «– Чертушка-то опять рыбы давает… Скольких-то вынул?
Особо следует выделить единичные факты использования форм вин. ед. = род. ед. существительных женского морфологического рода, обозначающих лицо мужского пола. Ср.: «Дазазбуривало чудищо поганое; Шып он
Единственную аналогию им представляют диалектные западно-южновеликорусские формы вин. ед. = род. ед. существительных
