дверь, вследствие чего он запил, прибил своего начальника и находится теперь под судом.
Оказывается также, что через неделю графиня Марья Сидоровна уже на другой станции (что-то уж много вы разъездились, ваше сиятельство!) встречает нищего, который стоит у крыльца и просит копеечку; Марья Сидоровна вглядывается… ах! Перед нею стоит в пьяном виде Ваня – белые перчатки, который, за подлое свое поведение, произведен в Ваню – дырявое рубище!
Повесть II
Полуобразованность и жадность – родные сестры
(Очерк из народного быта)
Лето; по дороге едут дьяконица с пономарицей; лошадь бежит ленивой рысцой и махает хвостом. Из-под колес поднимается пыль, от которой дьяконица и пономарица по временам чихают.
– Чай, к Успенью-то поедете? – спрашивает пономарица.
– Поедем… а вы?
– Ну, нам… – пономарица завистливо вздыхает, – а к Воздвиженью-то тоже поедете?
– Поедем… а вы?
– Ну, нам… – пономарица опять озлобленно вздыхает. Собеседницы умолкают, лошадь махает хвостом.
– Чи-их! чи-их! уж какую же только нонче пыль уродил бог! – говорит пономарица.
– Да, нонче пыль ничего, – отвечает дьяконица и, немного помолчав, прибавляет: – Здравствуйте! и еще здравствуйте!
Опять молчание; лошадь перестает бежать, но хвостом махает. Дьяконица клюет носом, изъявляя очевидное желание вздремнуть. Одна пономарица не дремлет; ее угнетает мысль: сколько перемен кушаньев будет у воздвиженского попа.
– Матрена Петровна! а Матрена Петровна! – говорит она.
– Что вам?
– А мед-то у воздвиженских подают?
– Подают и мед.
– А сначала-то, чай, щи с рыбицей?
– Сначала щи с рыбицей.
– Ну, так!
Опять молчат. Лошадь, побежавшая было рысцой, опять пошла шагом. Солнце так и палит лицо дьяконицы, с которого льют крупные капли пота. Пономарица как-то так устроилась, что лицо ее находится в тени. Дьяконица только отдувается и приговаривает:
– Уж и жарынь же уродил господь!
– Чи-их! чи-их! – расчихалась пономарица.
– Здравствуйте! и еще здравствуйте! – ответила дьяконица.
– И к Казанской поедете?
– И к Казанской поедем… а вы?
– Ну, нам…
В это время едет навстречу пьяный мужик; он лежит в телеге и напевает:
Что ты, Дуня, приуныла,
Призадумавшись, шельма, сидишь?
– Э! да это, никак, от Спаса наши конопляницы едут? – говорит он, поравнявшись с дьяконицей.
– Ну-ка, проваливай, суконное рыло! – ворчит пономарица.
Вдруг подле самой дороги запищал кулик.
– Ишь ты! – сказала пономарица.
– Божья тварь! – отвечала дьяконица и слегка усмехнулась.
– А
