бросит. Из всего монашеского состава спасся один старец Мисаил. Он убежал в болото и три дня просидел в воде по горло. Искали, искали и никак не могли сыскать… Господь сохранил блаженного человека, а он в память о чуде и поставил обитель Нечаянные Радости. А царь Иван Грозный сделал в Бобыльскую обитель большой вклад на вечный помин своей царской души.
– Ты, батя, про игумена-то своего расскажи, – перебил Егорушка. – Ведь тоже Мисаилом звать…
– Что-же, игумен у нас хороший, строгий и милостивый, спокойно ответил брат Павлин. – Раньше-то я хаживал в обитель по сапожному делу, ну, а летом помогал сено косить, дрова рубить… Очень мне нравилось тихое монашеское житие. Место глухое, перед обителью озеро… Когда идет служба, так по озеру-то далеко несется дивное монашеское пение. Даже слеза прошибает… Так-то я лет пять ходил в обитель, а потом о. игумен и говорит: «Павлин, оставайся у нас… Будешь в миру жить – осквернишься». Я по первоначалу испугался, потому как монашеское послушание строгое. Боялся не выдержать… Однако, о. игумен по доброте своей уговорил меня. Только и всего.
– А послушание-то? – допытывал Егорушка.
– Какое же послушание; делаю то же самое, что и раньше.
– Вот, вот… Только даром работаешь на всю обитель, а братия спит. Ха-ха… Ловко приспособил игумен дарового работничка.
Обратившись к Половецкому, Егорушка добавил:
– Да еще что делают с ним: не дают отдыха и в праздники. В церковь даже летом некогда сходить… «Работа на обитель, грит игумен-то, паче молитвы»! Павлин-то и трубит за всю братию…
– Надо послушание до конца пройти, – кротко объяснял брат Павлид.
– А потом-то?
– А потом приму окончательный постриг, ежели Господь сподобит.
Голубиная кротость брата Павлина очень понравилась Половецкому, и даже его некрасивое лицо казалось ему теперь красивым. Когда Егорушка с какой-то оторопью бросился к себе в кухню жарить антрекот для Ивана Павлыча, Половецкий разговорился с братом Павлином и узнал удивительные новости. Разговор зашел о городе Бобыльске, история которого являлась чем-то загадочным и удивительным. Он поставлен был на границе новгородской пятины и московского рубежа. На этом основании его постоянно зорили московские воеводы, а когда он попадал в московский полон – зорили и грабили сами новгородцы. Кроме того, приложила свою руку Литва немилостивая, и даже татары.
– Татары не доходили до Бобыльска, – объяснял Половецкий, припоминая историю.
– Сами-то они не приходили, а высылали стрелу… Значит, баскак наедет и заставляет выкупать стрелу. Много Бобыльских денежек набрала орда в разное время…
– Откуда вы все это знаете?
– Летописцы были и все записали. Первый-то был тот самый игумен, которого Иван Грозный с колоколом утопил. Ионой Шелудяком назывался. У него про татарскую стрелу и было записано. Потом был летописец, тоже игумен, Иакинф Болящий. Он про Грозного описал… А после Грозного в Бобыльске
