корзин и «решеток»,[15] а также изготовлением спичечной соломки. Почти в каждой сторожке можно было видеть трехчетвертовые осиновые чурбаны, которые вручную раскалывались и острагивались в тонкую круглую палочку-соломку. Эта соломка связывалась пучками по сотне штук и шла на спичечный завод. Заработок от соломки был постоянный, но такой скудный, что за эту работу можно было браться лишь от длительной безработицы.
Пенсионеров, которые бы могли жить на свою пенсию, в заводах вовсе не было. По какому-то старинному положению, оставшемуся еще от поры крепостничества, заводоуправление в некоторых случаях обязано было выдавать пенсии, но они назначались в таком размере, что походили больше на издевательство, чем на пособие.
Помню, моя бабушка, муж которой проработал на заводе свыше тридцати лет, получала свою вдовью половину в размере восьмидесяти четырех копеек в год. Это, впрочем, считалось неплохо. Бывали получки еще забавнее. Мне, например, в конце восьмидесятых годов приходилось знать в Северском заводе старуху, которая получала в год четырнадцать копеек. К этой пенсии добавлялось право срубать ежегодно тридцать – пятьдесят жердей, десять бревен и получить три куба дров. По части лесных материалов, как видно, заводоуправление не скупилось. «Руби, дескать, старушка, бревна, жерди и дрова, вот и сыта будешь. Да еще на прокорм дополнительно получи четырнадцать копеек. Помни, что усердная работа за заводами не пропадет».
При этом, однако, заводское начальство следило, чтобы старухи пенсионерки не вздумали передавать свое право на беспошленную рубку леса кому-нибудь, кроме своих ближайших родственников. В случае нарушения этого правила пенсия снималась.
Кроме денежной и лесной выдачи, полагалась еще мука из заводских магазинов, но она выдавалась в таком количестве, что не стоило за ней ходить. Даже впавшие в нищету пенсионеры и пенсионерки не ходили в магазины: больше и скорее можно было набрать кусков, пройдя по любой улице. И надо сказать, что такое собирание кусков престарелыми рабочими было не редкостью. Ярко-красные пятна на высохшем лице напоминали о тяжелой «огневой» работе, в которой старик нищий пробыл не один десяток лет, и теперь во славу сысертских владельцев он шамкал: «Подайте, Христа ради!»
Из заводского быта
Драки
Агапыч
Я не помню в детстве ни одного большого церковного праздника, который бы прошел в Сысерти без драки. Реже драки были в Полевском и Северском.
На обилие драк бесспорно влияла особая дешевизна водки. В то время как раз три главных уральских винокура – Суслин, Злоказов и Беленьков – вели самую бешеную конкуренцию, между собой. На каждой заводской улице было не по одному кабаку.
Стоимость бутылки[16] водки «со стеклом» доходила одно время до восемнадцати копеек. Вместо прежней «косушки» или «четушки» теперь шел штоф и полуштоф.
Хотя все праздничные драки проходили «под пьяную руку», они, однако, имели
Бельевая корзина из березовой стружки, починкой отопков – изношенная рабочая обувь. (Прим. автора.)
Полуштофа по старой мере.
