сексуальной жизни и поэтому я поеду на эту дурацкую вечеринку.
Она засмеялась.
– Ты не пожалеешь. Кстати, вчера звонила твоя мама.
Я кивнула и плеснула молоко в кофе.
– Сказала, что не дозвонилась до тебя.
Я снова кивнула сама себе. Естественно не дозвонилась, я же с ней не разговариваю уже несколько лет, и Ли прекрасно об этом знает.
Я вернулась к дивану и бросила взгляд на тетрадь, такая обычная школьная тетрадь, слегка потрепанная с помятыми краями, светло-голубая, в разводах, и в ней чья-то жизнь. Чужая жизнь.
Глава 2
Данте сидел, откинувшись на бордовую кожаную спинку узкого дивана, и медленно затягивался сигаретой, кольца дыма поднимались к высокому потолку с мелкими красными неоновыми лампочками, сигаретный смог смешивался с искусственной цветной дымкой. В полумраке не было видно его лица, только короткие темные волосы, щетину на широких скулах и очертания губ.
Его торс оставался в тени, и медленно вращающиеся лампочки освещали лишь темно-серые элегантные брюки, начищенные до зеркального блеска туфли и светлое пятно рубашки с аккуратно завязанным галстуком. Когда он подносил сигарету ко рту, на пальце сверкала массивная печатка, а на манжетах – платиновые запонки.
На круглой маленькой сцене с шестом извивалась стриптизерша, стройная, гибкая, как сиамская кошка. Ослепительно сверкали стразы ее своеобразного костюма, не оставлявшего простора для воображения, а длинные черные волосы рассыпались по блестящей сцене, когда она запрыгивала на шест и эротично соскальзывала с него вниз головой.
В этот момент в ВИП-комнату двое мужчин втащили яростно сопротивляющегося парня и швырнули к ногам Данте. Тот жалобно всхлипывал по-итальянски:
– Я ничего не говорил, ничего. Это Фрэнк. Данте, ты же меня знаешь. Я бы не стал болтать о Чико. Никогда не стал бы…
Данте резко наступил на голову мужчины и вдавил ее в пол каблуком туфли, несчастный взвыл от боли, скорчился, тяжело дыша и срываясь на хрипы.
– Фрэнк?
Стиптизерша ойкнула и сделала шаг к ступеньке, но, тут же услышав властное «продолжай» уже по-английски, снова начала извиваться в танце, стараясь не смотреть в сторону скрюченного на полу мужчины и двух других, которые заломили ему руки за спину
– Я повторяю свой вопрос, Чиро, это был Фрэнк? У тебя есть шанс сказать правду, ты же знаешь, как я ненавижу ложь.
Мужчина заскулил и простонал.
– Да… Это Фрэнк. Это он, ублюдочный сукин сын.
Данте подался вперед:
– Ублюдочный сукин сын уже двадцать четыре часа остывает в морге с круглой дыркой между глаз.
Марини кивнул парням, и те за волосы приподняли Чиро с пола, удерживая его дергающееся тело. Данте медленно достал из внутреннего кармана пиджака стилет, покрутил в пальцах, трогая лезвие.
– Я говорил, что ненавижу ложь, Чиро. Говорил?
Мужчина
