Да и напиться сегодня мне, видимо, не удастся, а именно за этим я сюда и пришел. Хотя и получил гораздо больше, чем рассчитывал, благодаря тебе, Гарри. Ты разговорил меня… и даже рассмешил. Так что этот вечер можно запросто считать удачным. Правда. То, что положено делать лучшему другу в подобной ситуации, тебе удалось на ура. – Уэйд достал бумажник из заднего кармана – тоже, кстати, подаренный Крис, и положил на стойку купюру.
Гарри последовал примеру.
– Я провожу тебя.
– Старик, я же не девчонка… – возразил тот, вставая. – Не жди, что я приглашу тебя на кофе.
– Чего это?
– Ничего это. – огрызнулся Уэйд, чуть улыбнувшись, и с этим они, пошатываясь, вышли из бара с самым дурацким названием за всю историю питейных заведений, в котором провели большинство вечеров в своей жизни. Кристин любила это место. Уголок настоящей английской культуры, но напрочь лишенный пасторали и чванства, хотя сюда приходили и семьями.
Ночь стояла теплая. Небо чистое и звездное. Луна таращилась подбитым глазом. Красота и романтика. Все-таки обидно умирать летом. Эта мысль снова вернула Уэйда в нужное настроение, и когда они зашагали по Парковой, он сказал:
– Мне кажется, если повторять про себя «мы умрем» очень часто, каждый день, а может и час, то оптимизма и разума в этом мире прибавится. Рано или поздно, но слова доберутся до мозга, и мы станем счастливее. Когда ты знаешь, что умрешь, то становишься свободней, чем когда-либо, тебе не кажется? Смерть развязывает руки. Как бы счастлив был бы мир, если бы все доподлинно знали, что скоро умрут…. Ты только представь.
– Уэйд, я хочу еще раз повторить свой вопрос, который уже задавал – я должен беспокоиться?
– Да, должен. – Уэйд бросил на него взгляд, сравнимый с сигнальной ракетой. – А еще о Джинни, о Рут и, вообще, обо всех, до кого тебе есть дело. Каждый день, потому что рано или поздно это случиться и с тобой. Мы все умрем и, возможно, раньше, чем ты сам. И тогда тебе понадобиться вся твоя философия, и дай Бог, чтоб ты не был один…. Это я понял совсем недавно.
Гарри ничего не сказал на это. А что тут скажешь? Ты прав, дружище? Но только не надо об этом говорить. Потому что я на грани долбанного катарсиса! Мне страшно до одури! За всех, за себя, даже за Йозефа-мать-его-Клерка, но главное – за тебя. Так что помалкивай! Держи при себе эту правду и возвращайся, как ни в чем не бывало! Потому что ты составляешь мою вселенную! И без тебя она начнет рушиться!
Так они и шли, пока Уэйд не остановился на подъездной дорожке дома № 37.
– Ты точно в порядке? – спросил Гарри, уперев кулаки в бедра.
– Ну слушай… может, поцелуешь меня еще? – скривился Уэйд. – А то, по-моему, весь вечер к этому и идет.
– А что… – задумался Гарри, изобразив на лице некое подобие страсти, и придвинулся вплотную. – Если это поможет?
– Иди в ад, извращенец! – Уэйд оттолкнул того от себя.
– Ладно… – усмехнулся шериф. – До встречи. Если захочешь поговорить, звони в любое время. Только
