до третьего курса, понял, что это не моё – копаться в человеческих внутренностях, ушёл и стал копаться в человеческих судьбах, то есть стал журналистом. Костя закончил медицинский и уже работал главным врачом в одной психиатрической клинике. Встречались мы редко, но, как говорится, метко. Всякий раз, когда я приходил к нему на работу, а встречались мы всегда именно там, он с вожделением доставал из сейфа пол-литровую банку с медицинским спиртом, я присоединял к ней принесённую мной пиццу, и мы предавались воспоминаниям бурной студенческой жизни и рассуждениям на общечеловеческие темы. Это уже стало некой традицией, вот так встречаться раз в полгода. Его жена Татьяна, в общем, не возражала против этих встреч, хотя мне кажется, ревновала своего Костеньку к нашим посиделкам, потому что мы вспоминали наши студенческие набеги на общежития и массу коротких романов с иногородними студентками, которых было великое множество и у него, и у меня. Хотя именно в одном из таких набегов на общежитие Института культуры они с Татьяной и познакомились. Надо сказать, Татьяна, кроме того, что была очень красивой и стройной женщиной, была ещё очень волевой, чувствовалась бывшая спортсменка, гимнастка. Поэтому Костеньку она очень быстро загнала под каблук. Через месяц после знакомства Костя был представлен её родителям, а ещё через три я уже закрутил страстный и как всегда короткий роман со свидетельницей на их свадьбе. Думаю, что именно из-за этой Ларисы, которой, как оказывается, я разбил сердце, Татьяна меня немного и недолюбливала. Хотя прошло уже десять лет и у Татьяны и Кости подрастали два замечательных сына, ну а я так до сих пор не нашёл свою вторую половинку.
Костя, как всегда, был рад нашей встрече, засуетился, давая различные распоряжения, чтобы нас не беспокоили, и накрывал нашу скромную мужскую полянку. Я же, оглядывая его просторный кабинет, приготовился слушать рассказ обо всех тяготах семейной жизни. Наконец всё было готово, я присел к столу, и мы выпили по первой. Моё внимание привлекли бумаги на столе, сдвинутые в сторону. Наверху лежала история болезни с прикреплённой старинной фотографией мужчины и женщины. Заметив мой интерес, Костя сказал:
– Иногда беру из архива и для самообразования сравниваю диагнозы, там типичная шизофрения, старый чекист утверждал, что встретил знакомых людей, которые за шестьдесят лет совершенно не изменились, весьма странная история, но лечение прошло успешно, и он успокоился.
Я стал всматриваться в фотографию. На меня из далёкого прошлого смотрели красивые, молодые женщина и мужчина. Костя всё понял, вздохнул и разрешил взять мне эту историю болезни на некоторое время. Мы продолжили наши посиделки. В основном это был монолог Кости, в котором он вначале жаловался на свою семейную жизнь и завидовал моей холостяцкой жизни, но по мере опустошения банки он всё более и более влюблялся в свою жену. Постепенно мы подошли к той точке, когда Костя всю свою любовь к ней должен был изложить по телефону и немедленно.
Костя заплетающимся языком объяснялся в любви своей жене, я просматривал историю болезни.
Материал был весьма интересен. По словам Мельникова Егора Петровича, то есть больного, в 1922 году, будучи сотрудником ВЧК, он курировал вопросы внешней разведки на территории Германии. Его подопечными и были эти люди с фотографии – Синицкий Станислав Георгиевич и Полетаева Марина Фёдоровна. На деньги ВЧК Синицкий создал и выпускал журнал о новейших достижениях в области науки и техники. Это было прикрытие, на самом деле они вместе с женой занимались промышленным шпионажем в пользу Советской России.
Посиделки закончились, попрощавшись, мы с другом расстались теперь, как нам казалось, на неопределённое время. Материал был для меня плодотворен, и я приступил к рассказу о суровых буднях ВЧК в те далёкие годы и их влиянии на нашу современную жизнь буквально на следующий день.
Когда я закончил писать свой рассказ, у меня в руках опять оказалась эта фотография. Я вновь и вновь пристально всматривался в лица этих людей. Решение уже было где-то в моём журналистском подсознании, мне надо было просто решиться проверить этот невероятный факт. Я посмотрел в окно, там было утро и тёплая солнечная весна. Вздохнув и с мыслями, что всё равно не успокоюсь, взяв фотографию и адрес, я пошёл к своей машине, ехать было не очень далеко, в соседний областной центр.
К вечеру я был уже на месте. Припарковав машину, я подошёл к указанному в адресе дому. Это была старая облупленная хрущёвка. Люди, которые меня интересовали, должны были жить на третьем этаже вот этого подъезда. Странно, но перед входом в подъезд я почему-то стал волноваться. В конце концов, поборов непонятно откуда взявшееся волнение, я позвонил. За дверью послышались лёгкие шаги, дочка, подумалось мне, дверь открылась…
Я сразу понял причину своего волнения. Дверь мне открыла она, Мария Фёдоровна Полетаева, такая же красивая, как на фотографии. Она, улыбаясь, смотрела на меня, я на неё, подозреваю, что нижняя челюсть у меня начала отвисать, потому что она улыбнулась и коротко, но настойчиво бросила: «Да заходите уже, Прохор Алексеевич, мы вас ждём» и пошла по коридору в комнату. Я закрыл дверь, остолбенев от увиденного,
