о них. «Черт с ними», «Пусть катятся»! Черт, собственно, с кем? С его женой? С которой прожил весьма неплохих четырнадцать лет? Да ладно бы с женой. Черт с ней, с Василисой? С его единственной и любимой дочерью? С ней тоже черт? И тоже – пусть катится?
«Сволочь, – подумал он, – какая же я отъявленная сволочь!»
Телефон дернулся и зашипел под подушкой. Он схватил его и открыл. Все как обычно, ничего нового: «Спок! Лю! Ску! До завтра. Твоя».
Как это – как обычно? Как это – ничего особенного? Это для вас, дорогие мои! А для меня!!! В каждом слове, точнее, полуслове, обрывке, куцем начале – ВСЕ. Все, что мне жизненно, просто жизненно необходимо.
Потому что – Лю. Ску. И самое главное – твоя.
Он ответил. Что может ответить влюбленный идиот сорока лет? Вот именно. Правильно. Можно не повторять – и так понятно.
Жена вошла в комнату, не включая света. Сняла халат и надела ночнушку. У зеркала застыла, с минуту разглядывая себя, тихо вздохнула и намазала лицо кремом. Уличный фонарь хорошо освещал ее сухую, поджарую, спортивную фигуру. Мышцы, мышцы… Откуда, спрашивается? Природа шалит. Спортсменка, блин, – четыре эклера и полкоробочки фундука в шоколаде. Везет же…
Он вздохнул и подумал о своем уже явно намечающемся животике.
Жена откинула одеяло и осторожно прилегла с краю.
«Деликатная моя», – с раздражением подумал он.
Пахнуло цветочным кремом. Он поморщился.
Господи, да разве это правильно? Чтобы – так? Чтобы тошнило от запаха французского крема? Чтобы хотелось откатиться на край или вообще скатиться на пол, укутаться с головой и – упасть в забытье?
Или рвануть со своим одеялом в гостиную, на неудобный, но очень брендовый, блин, кожаный диван!
И все это называется «вполне комфортная и счастливая, спокойная семейная жизнь»…
По мнению крайне умного и продвинутого лучшего друга Димона.
– Езжайте, – выдавил он сквозь зубы, – ну, раз так приспичило!
Галина, казалось, не очень и удивилась. Благородно и с достоинством проговорила:
– Спасибо.
Ерничать не стала – не к месту.
Он отвернулся, закутался с головой – как в детстве – в одеяло и попытался уснуть.
По спине прошлась ладонь Галины. Он дернулся.
– Не стоит благодарности, милая.
Она резко отодвинулась и обиженно сказала:
– Зря ты так. Зря. – И, всхлипнув, добавила: – И что я тебе плохого сделала, Левка?
Он не ответил. Потому что ответа у него не было. Точнее, был: «Ничего».
Ничего, правда. Только из всего этого «ничего» они и имели – ничего.
Такие дела.
Утром на кухне царило оживление – дочь, естественно, была уже в курсе. Она подбежала к нему и повисла на шее. Он чмокнул ее в нос и похлопал по узкой спине.
– Да
