мелким шпионом. Крупные в гости не навязываются. Крупные шпионы – как звезды. Это особый талант, редкий и драгоценный, как всякий талант.
Лицо у Белого – абсолютно анкетное, простоватое, славянского типа, безо всякой примеси, как еда без соли и без перца. Короче, лицо – никакое. И сам он – никакой.
Я стала вежливо ждать, когда он уйдет. Придвинулось обеденное время, я предложила ему поесть.
Он попробовал суп и сказал:
– Сюда нужно натереть сыр пармезан, чеснок и добавить копченую грудинку.
– Вы любите готовить? – догадалась я.
– Я повар.
Понятно. Значит, шпионские обязанности он совмещал с основной работой.
Белый поднялся из-за стола, подошел к плите и стал вносить те дополнения, которые он перечислил. Грудинки в доме не оказалось, и сыр – другого сорта. Но тем не менее суп заиграл новыми вкусовыми оттенками. Совсем другое дело.
Я аккуратно задала интересующие меня вопросы: кто у него в Москве? Каково семейное положение? Когда кончается командировка во Францию? Где он собирается впоследствии жить? Есть ли недвижимость, средства к существованию?
У меня было легкое подозрение, что у Белого ничего нет и он знакомится небескорыстно.
Белый довел до моего сведения: в Париже у него жена, вторая по счету, но она его выгнала. Бориса это печалит, но особенная боль – дочка Катя. Дочка от первого брака жены, то есть по крови она ему никто, но Борис к ней очень привязался, он воспитывал ее десять лет, с двух до двенадцати.
«Хороший человек», – оценила я. Своих детей у него двое. Они остались с первой женой, которую он бросил, устремившись на зов любви. А теперь получается, он одинок на склоне лет.
Командировка кончается через год. Он вернется в Москву. На носу пенсия. Никаких накоплений. Но он – прекрасный повар, может работать в дорогих ресторанах. Квартиру ему оставила тетка, сестра матери, бывшая летчица и парашютистка. Квартира однокомнатная, убитая, в плохом районе. Но не важно. Главное – крыша над головой.
Мне стало ясно: меня он рассматривает как вариант убежища и пристанища. Я, конечно, не молоденькая. Можно сказать, лежалый товар, но знаменитая, приятно появляться на публике и есть о чем поговорить между собой. Интересный собеседник.
Чтобы внести ясность, я показала Белому свой семейный альбом, который отражал мою жизнь: муж, дети, внуки. Полная коробочка. Вакантных мест нет.
Белый принял к сведению. Покачал головой. Потом достал из портфеля толстую рукопись. Это были юмористические рассказы, которые Белый сочинил в Париже. Он привез их мне на рецензию.
Теперь я поняла, зачем он ко мне устремлялся. Он хотел, чтобы я прочитала его труд, завещанный от Бога, и помогла напечатать, выпустить книгу. Употребила свои связи.
Я пробежала глазами первую страницу. Есть такое слово: шуткует. Не шутит, а шуткует. От подобного юмора меня буквально тошнит. Мне делается плохо. Юмор – это прежде всего ум, а без этого ингредиента суп не получится. Дурак не способен пошутить интересно. А Белый, скорее всего,
