и А. А. Смирновой с тремя лингвистами: академиком Ю. Д. Апресяном и профессорами В. М. Живовым и Б. А. Успенским. Вопреки моим ожиданиям, эта интересная трехчасовая беседа не вылилась в содержательный диалог между лингвистами с одной стороны, и биологами – с другой. И, прежде всего потому, что по большинству обсуждавшихся вопросов мнения лингвистов расходились. Это проявилось и в их ответах на вопрос, сформулированный в начале параграфа: один лингвист склонялся к отрицательному ответу, другой – к положительному, а третий считал, что в одних аспектах язык шимпанзе близок к человеческому, а в других – далек от него.[5]
4. По-видимому, главная причина разногласий ученых здесь в том, что в лингвистике до сих пор не существует устоявшихся определений многих основных категорий и понятий.[6] Поясним этот тезис двумя примерами.
Как считает известный американский приматолог Д. Примэк, тесты, выполненные Канзи и девочкой Алей, «выявляют у ребенка только примитивный уровень владения языком», который «базируется на перцептивных категориях типа „действие – объект“, а не на грамматических „глагол – существительное“. <…> Бесспорно, что в положенное время ребенок… перейдет к правилам, основанным на грамматических категориях „глагол – cуществительное“». В то же время, по мнению Примэка, пока нет оснований полагать, что и Канзи способен осуществить такой переход (с. 240 наст. изд.).
Однако это весьма тонкое соображение Примэка остается не вполне ясным. Дело в том, что в лингвистике нет единства мнений по поводу трактовки частей речи «имя существительное» и «глагол». Одни лингвисты считают, что «существительное обозначает предмет, а глагол процесс». Другие же, напротив, считают такое понимание в корне неверным.[7] Если принять первую трактовку, то не ясно, в чем важность перехода «от перцептивных категорий типа „действие – объект“, к грамматическим „глагол – существительное“». Однако и отказ от нее не прибавляет ясности в этом вопросе, поскольку в этом случае существительные и глаголы вообще лишаются какой-либо содержательной связи с референтами.
Вторая лингвистическая проблема, радикально препятствующая изучению языкового поведения «говорящих» антропоидов, отсутствие единого и достаточно общего определения естественного языка человека. На это неоднократно (и совершенно справедливо) сетуют авторы книги.
Однозначного ответа на вопрос о том, что такое язык, как ни странно, не существует, потому что известен целый спектр разнообразных определений. Самые всеобъемлющие и абстрактные объединяют все типы общения людей и животных, а также компьютерные языки. Но есть и другой полюс – сложные, узкоспециализированные определения языка, весь комплекс которых относится только к языку человека, тогда как у животных можно обнаружить лишь отдельные и немногие его черты. <…>
Мы не станем вдаваться в тонкости этого вопроса, предоставив их лингвистам
Ответы на этот и некоторые другие обсуждаемые здесь вопросы я попытался дать в статье «О языке человека (в сопоставлении с языком „говорящих“ антропоидов)», помещенной в Приложении к наст. изд.
В известной мере такое положение дел объясняется стремлением лингвистов не выходить за пределы своей науки. В то же время определение ряда исходных лингвистических понятий требуют привлечения абстрактных семантических и концептуальных построений, находящихся на стыке лингвистики и ряда других дисциплин о человеке.
В лингвистической традиции преобладает «предметно-процессная» трактовка, ср.: «Имя существительное – это часть речи, обозначающая предмет (субстанцию) <…>. Глагол – это часть речи, обозначающая процесс» (Русская грамматика. М.: АН СССР, 1980. Т. I. С. 460, 582). См. также:
В недавнем (июнь 2005 г.) интервью автору этих строк создатель теории моделей Смысл ↔ Текст И. А. Мельчук, возражая против приведенных определений, охарактеризовал их так: «Глупые… Выкинуть и забыть. Они не нужны ни лингвисту, ни школьнику. Я помню, как я страдал, когда наткнулся на слово
Наиболее последовательная критика приведенных определений дана французским лингвистом Эмилем Бенвенистом (
