то лицо целиком. И все время за кадром мерещится дикий крик, хотя и музыка негромкая, и слова тоже:
«– Где мое место в этом мире?
– Я спрашиваю вас. Я спрашиваю вас!
– Но вы не знаете ответа-а-а…»
И кажется, что вот сейчас кто-то наяву заорет, и музыка ударит, как это бывает во многих клипах, которые делают профессионалы, и ждешь этого сначала спокойно, но ничего не происходит, и от этого делается все напряженней и непонятней, а потом эта дымка, которая похожа на бельмо, начинает все заволакивать, а камера начинает торопиться, чтобы успеть показать еще одно лицо, еще, еще… но явно не успевает, и музыка уходит за холм, и уже ничего не видно, но вдруг в самый последний миг мерещится, что все эти, там, в дымке, за столами, начинают вставать… и это отчего-то так страшно, что просто спина леденеет… И на этом все кончается, и уже из ниоткуда, мягко и повествовательно: «Я спрашиваю вас…»
Я не знаю, на кого это вообще-то рассчитано, но душу вытягивает – это точно…
Рассказчик замолчал, кивнул в знак того, что сказал все, что хотел, по-новому и как-то очень ловко обвил ногами ножки высокого табурета и потянулся за кружкой с пивом, которая стояла перед ним на столе. Четверо слушавших – трое мужчин и одна женщина – зашевелились и тоже приступили к ритуальным действиям: женщина неторопливо закурила тонкую и длинную коричневую сигаретку; один из мужчин – высокий и как-то неловко скроенный в районе талии – щелкнул дорогой зажигалкой и поднес ей огонек; самый пожилой из присутствующих поднял высокий стакан с минералкой, по стенкам которого медленно двигались пузырьки газа; последний, сидящий в слегка вызывающей позе ощутимо поодаль от остальных, цедил пиво из фирменной кружки, на боку которой переплелись две буквы, обозначающие название бара.
Интерьер бара не отличался чем-то особенным, но по какому-то легко уловимому, но трудно расшифровываемому единообразию лиц немногочисленных посетителей было понятно, что «чужие тут не ходят». На трех столиках из приблизительно восьми имеющихся в наличии горели плавающие свечи. Букеты из сухой травы и цветов стояли в высоких напольных вазах. Странноватые, явно авангардистские рисунки, в простых рамках висящие на стенах, производили впечатление подлинников. Подлинников – чего или кого? – подобный вопрос мог бы, наверное, озаботить случайного обывателя, но, как уже говорилось, случайные обыватели сюда практически не попадали. На столах и даже на стойке лежали некрашеные льняные салфетки с мережкой по одному из краев и монограммой из двух переплетенных букв в углу – все то же название бара.
По каким-то причинам мужчины изображали из себя джентльменов и ждали, пока выскажется женщина.
– В наше время уже не бывает ничего стоящего, валяющегося на дороге, – у женщины оказалось приятное, чуть хрипловатое контральто. – Я в это просто не верю. Здесь есть какой-то подвох. Возможно, они все сидят на амфетаминах или
