в глазах барачной общественности слыл мужиком с ленцой, и это было странно, но вполне объяснимо, так как никому из них не доводилось работать вместе с Федором и на собственной шкуре испытать его остервенелую злость в работе. Поводом к таким суждениям послужили его моральные принципы, которые часто провозглашал Федор, по части «не укради». На взгляд общественности, они касались только личного, что же до государственного, то его сам Бог послал для людей смекалистых и рукастых.
Все, так или иначе, строили, а потому и тащили где доску со стройки, где кирпич и сараюшки, стоящие напротив барака, приобретали ухоженный вид, иные даже обзаводились вторым этажом, в общем, все кто как мог, обосновывались на долгую и обстоятельную жизнь. Федькин же сарай хирел, кособочился, а на крыше к июню вырастала трава.
Люди ухитрялись строить капитальные домики на мичуринских участках, а Опенкин и слышать об этом не хотел.
Если человек не дурак, значит ленивый, а лень, как известно, найдет десятки оправданий себе – так считали барачные мудрецы» обсуждая на досуге моральные принципы Опенкина.
Барак принадлежал маслозаводу и был давным-давно списан, а жильцы, по документам, жили в благоустроенных квартирах, поэтому земное начальство махнуло на него рукой. Изворачивалось начальство, но и народишко тоже не щелкал зубами, а изворачивался по мере сил и возможностей, один Федор не желал изворачиваться.
Он рассуждал так: «Раз барак маслозавода, а маслозавод государственный, то пусть государство и ремонтирует».
На что другие жильцы вполне резонно возражали:
– Вот потому, что барак и сараи государственные мы имеем полное моральное право брать с государственной стройки все, что нам нужно для ремонта.
Федька упрямо талдычил:
– Все равно это воровство, а я гвоздя гнутого не возьму!
Конечно, он лукавил и оттого, что лукавил, еще упорнее стоял на своем. Была в этом федькином повидении какая-то ущербность и он её чувствовал, но не позволял поднятся из глубин сознания на поверхность, словно знал, дай ей волю и она овладеет им, аследовательно, полностью обессмыслит всё его предыдущее существование.
Опенкин даже выдумал теорию жизни, по которой свобода человеческая зависит от меры вещей, находящихся в его владении. Знаменитое изречение: «Человек раб своих вещей» стало символом его веры.
Не раз в пожарке, где он работал, разгорались жаркие дискуссии о смысле жизни, в которых Опенкин принимал живейшее участие, тут он, что называется, был в своей стихии, любил поговорить за жизнь.
– Вот, скажем, купил я ботинки, – объяснял Федор, – и тотчас попал в зависимость от них. Поскольку они сразу же потребовали к себе моего внимания: просушить раз, почистить – два. А мне хочется газету почитать или еще чем-то заняться. Воли моей, выходит дела, нет. А если еще садовый участок взять или, скажем, вздумать машину купить? Это что же тогда получается?
