style="font-size:15px;"> – Англу! – закричал.
– Чего это он?
– Дикует.
– Ну, если и дикует. Зачем такое кричать?
– Эй, добрый человек! – осторожно окликнул Гришка. – Ты не маши руками.
Гологоловый затрясся. В величайшем возбуждении, в нетерпении, наверное, в неверии – обхватил руками нетолстый деревянный столбик, вытаращил выпученные глаза, затряс богатыми мехами: «Англу!»
– Ты погоди, ты не ори, – посоветовал гологоловому Лоскут, из предосторожности не снимая руки с сабельки. – Писаные рожи набегут, выхватят палемки.
Спросил, строжась:
– Имя есть у тебя?
– Англу! Русские! – вопил гологоловый, как настоящий дикующий. Он даже пританцовывал на крылечке, будто бежать хотел. – Аще помилован еси, государь, от небесного царя! Англу! – Приседая нелепо, прижимался щекой к деревянному столбику. – Пожалуй нас, грешных, и призри в конечной сей беде… Да и даст ти Господь благая и полезная получати везде…
Вдруг потрясенно уставился на Лоскута:
– Ты пришел?
Густо брызгая слюной, путая русские и одульские слова, заговорил:
– Почему не узнаешь меня? Лисай я. Ты же помнишь. Я помяс, травник. Всех вас выхаживал целебными травками, только устал наконец. Сижу один в сендухе, повторяю одно: умру скоро, скоро умру! И никого вокруг! Эр оран муданин, говорю себе. Ох, умру скоро!
Вытаращился в изумлении на Лоскута:
– Как жив?
Даже отшатнулся, отмахнулся рукой от Гришки, как от ужасного видения:
– Зачем пришел? Тебе лежать надо. Я ведь похоронил тебя!
– С ума соскочил? – оторопел Гришка. – Что несешь, дикующий?
– По-христиански тебя похоронил, – настаивал гологоловый. – Конечно, в суете, в страхе, иначе как, но ведь по-христиански. Сам видишь, поставил над тобой деревянный крест. Это ты под ним лежишь!
С испугом спросил:
– Как откопался?
Кафтанов заржал:
– Гришка, не соглашайся с гологоловым!
– Молчи, дурак! – Гришка Лоскут шагнул к крылечку и поймал помяса за богатую грудь. Вывернутые ноздри раздуло гневом. – Ты, наверно, принял меня за брата? А? За Пашку? А? Был брат у меня, ноздри наружу вывернуты. У всех в нашем роду так. Почему похоронил?
– Дикующие зарезали.
Гришка сильно тряхнул помяса.
– Зарезали, зарезали, – отчаянно прохрипел помяс. – Той всем нам надёжа, и упование, и промысленник, и кормитель… И на все видимыя враги наша непобедимый прогонитель… – Отряхиваясь, брошенный Лоскутом, забегал глазами. – Фимка где?
– Какой Фимка?
– Ну как? Фимка! Вож!
– А! Такой? – догадался Кафтанов и рукой сдвинул кожу на лбу, страшно и похоже, совсем как у зарезанного Шохина.
– Он! – обрадовался помяс.
– Ну, и его зарезали.
