будет доверие, – и просить послов тотчас выразить их мнение о происходящем. (Да нет сомнения, что они в восторге.) И их пожелания.
Даже… даже, дальновидно опережая события… каков желателен им дальнейший ход… в смысле конституционных изменений…?
Поддержка союзников стоит тех восьми полков.
Пока выбирал сановного посланца и инструктировал его. Пока подписывал циркулярную телеграмму Главнокомандующим, что Комитет взял на себя трудную задачу создания нового правительства. Тут и члены Комитета, иные ночевавшие в Думе, подступали теперь со своими сомненьями и предложениями.
И вдруг принеслось: что к Государственной Думе подходит целый батальон! – первый за эти дни вполне собранный батальон!
Ответственный момент, он многое решит в дальнейших событиях! Заволновались и забегали: что за полк?
Кто-то издали рассмотрел и понял: преображенцы!
К такой радостной неожиданности Временный Комитет не был готов, не была подготовлена программа, кому говорить и что.
Бледный, взвинченный, самоуверенный Керенский рвался выступить. Но нет, уступить ему Преображенский полк Родзянко не мог – этих он должен был встретить сам! (К тому ж он начал понимать, что Керенский кричит толпе совсем не то, что нужно.)
И властным жестом, какого думцы привыкли слушаться, Родзянко показал, что будет говорить сам.
Однако, пока они тут суетились и решали, – батальон с музыкою не только вошёл в сквер и к крыльцу, но, оказывается, повалил внутрь – и никто не смел его задержать. Момент был невыгодный для выхода Родзянко, он пождал. Преображенцы теряли строй, смешивались в вестибюле и в Купольном зале – а потом в Екатерининском вытягивались и разбирались.
Этот зал действительно годен оказался и для военных парадов, и даже раздутый запасной батальон в четыре шеренги далеко не занял полного карре.
Михаилу Владимировичу исключительно приятно было выйти к тому именно батальону, который поддержал его ночью в решающую минуту. И, собираясь идти выступать, он задумал, что после речи попросит господ офицеров зайти к нему в кабинет – и отдельно поговорит с ними сердечно.
Но ещё не успел Родзянко дойти до строя – к нему подскочили и предупредили: батальон пришёл – без офицеров! привели – унтеры.
Что это?? Как это возможно? Как это понять? Почему же без офицеров?
Это всё переворачивало. Ведь именно офицеры телефонировали, что поддерживают, присоединяют полк, – и именно офицеров нет?
Но уже и размышлять было некогда: он входил в Екатерининский. Раздалась звонкая унтерская команда: «Смир-рна!»
Чем больше зал и чем многолюдней аудитория, тем всегда только больше разрабатывался могучий родзянковский голос. Речь была не подготовлена и обдумать некогда, но сердце подсказывало, как правильно:
– Прежде всего, православные воины, – густо закатил он, однако и напоминая, – позвольте мне как
