спросил Ник, кивнув на призывно сияющую из тумана вывеску бильярдного клуба нашего русского знакомого. – У них сегодня живая музыка, играет какой-то саксофонист.
– Откуда знаешь? – удивилась я.
– Серж просил меня ему группу в соцсетях создать для рекламы, я теперь знаю все новости этого бара-бильярда.
– Тогда идем саксофон слушать, так даже лучше. Если идти переодеваться для клуба домой, велик шанс передумать и никуда не пойти.
– Устала?
– Немного, – я обняла его двумя руками сбоку.
– Может, оставим детей на этот уик-энд у твоих предков?
Я лишь вздохнула. Я бы с удовольствием. Ужасно, но это так. С огромным удовольствием и облегчением я бы провела выходные с ним вдвоем, но так не хочется выслушивать длинные проповеди моей мамы, нытье Вероники и обиды Майкла.
– Ты же знаешь, что невозможно…
Ник фыркнул, шумно вздохнул и слегка отстранился.
– Ладно, проехали…
Я не хотела злиться, повода не было, но мое благодушное умиротворение растворилось в тумане.
Ник открыл передо мной дверь паба. Шум голосов, громкая музыка и смех оглушили с порога. Народа было непривычно много, все столики питейного зала были заняты, мы отправились прямиком к барной стойке. Бармен кивнул в знак приветствия.
– Вам как всегда?
– Конечно, – улыбнулась я. – Хозяин тут?
– Где-то тут.
Бармен налил нам по бокалу пива. Если и можно было в Лондоне где-то выпить настоящего немецкого пива, так только в этом баре. Серж знал свое дело.
В другом конце зала на небольшой помост поднялся сам хозяин в сопровождении бородатого человека с саксофоном, голоса стали тише.
– Дамы и господа, поприветствуйте нашего гостя из соседнего королевства – Боссе Тиннер!
Раздались аплодисменты. Серж помог музыканту установить микрофон и спустился в зал.
– Голландец? – спросил Ник у бармена, дернув подбородком в сторону сцены.
– Вроде бы швед, – пожал плечами тот и улыбнулся, – не русский, не спросишь.
Бармена зовут Винсент Рокк – он гражданин Британии, женат на британке польского происхождения, ни разу не побывавшей в Польше, отец двух черноглазых мальчишек. Когда-то Винсент звался Ибрагимом, будучи рожденным где-то на Северном Кавказе в обычной кавказской семье, где чтили традиции и воспитывали детей несколько иначе, чем в других регионах России. Старший брат уехал учиться в Москву и неожиданно перестал писать, перестал общаться с многочисленными родственниками и даже родителями. И почему-то о нем быстро забыли, о нем не говорили, не вспоминали и даже не упоминали, будто вычеркнули из памяти и из сердца. Всё потому, что на Кавказе не может быть геев. Но причину Ибрагим узнал много лет спустя, когда ему, двадцатилетнему парню, которого не пустили учиться в Москву, несмотря на его горячее
