не такая уж легкая задача, особенно учитывая обоюдное нежелание сторон прилагать к этому какие-либо усилия. Лексу уже не нужны были родители, а родителям не нужен был лишний геморрой в виде колючего подростка. Отношения не сложились. После совершеннолетия Лекс получил право распоряжаться наследством и семейным бизнесом. Все отношения с родителями свелись к деловым и формальным, родители стали бизнес-партнерами, и это устраивало и их самих, и Лекса.
Рассказал Лекс и об автокатастрофе, оставившей на нем кучу шрамов и лишившей его почки. Главным ее виновником был кокаин, впрочем, кроме себя Лекс никого не винил. По окончании длительного и тяжелого периода реабилитации и восстановления он на пять лет уехал в Канаду учиться. После кризиса 2008 года российский филиал семейного бизнеса решено было закрыть, не в последнюю очередь сыграло роль желание Лекса, который хоть и утверждал, что старается не вмешиваться в текущие дела, но, судя по тому, как он говорил об этих делах, имел весьма широкие властные полномочия и периодически ими пользовался с жесткостью абсолютно авторитарного управленца.
В бытовой жизни Лекс казался плюшевым, по крайней мере, с точки зрения Марины, с ним ей было легко сосуществовать на одной территории. Он не имел сколько-нибудь отвратительных ей привычек и никаких претензий не предъявлял. Однако назвать его снисходительным к чужим недостаткам не повернулся бы язык. В этом они с Мариной были похожи – оба прекрасно осознавали, что они хотят видеть и с чем иметь дело, а от чего так или иначе постараются избавиться или максимально отдалить от себя. Просто так совпало, что глобальных расхождений по ключевым пунктам у них не было.
В домик французов заехали немцы, а в домик вскоре отбывших канадцев – швейцарцы. И те и другие приехали в свадебные путешествия, говорили по-английски намного хуже, чем прежние соседи, поэтому всё общение с ними ограничивалось дежурными приветствиями и прощаниями.
Частенько, сидя у себя на веранде, Марина и Лекс слышали, как немецкие молодожены выясняют отношения, правда, понять, разговаривают ли они на повышенных тонах в силу привычки или ссорятся, мешал языковой барьер.
– Мы с тобой ругались, нет? – в один такой момент поинтересовался Лекс, задумчиво глядя перед собой.
– Я не помню такого, – Марина тоже задумалась, но в памяти не всплыло ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего ссору, – а тебе хочется поругаться?
Лекс засмеялся.
Солнце тонуло в бирюзовых волнах, расчерчивая небо и воду золотыми и розово-фиолетовыми полосами. Облака белыми кружевами, словно рамкой, оплетали буйство закатных красок. Марина каждый день пыталась сфотографировать всё это великолепие и каждый день убеждалась, что невозможно в полной мере передать фотографией настроение и атмосферу.
– А из-за чего мы с тобой могли бы ругаться? – спросила она.
– Обычно мне несложно найти повод, – усмехнулся Лекс, – поэтому и странно мне, что он до сих пор не нашелся. Я этому рад, но это странно.
– Ты
