«исконности» «природного» царя, ведущего свой род от византийских императоров – правителей «второго Рима» и принесших первенство в православном мире «Риму третьему и последнему» – Москве. «Византийское происхождение» Романовых, «отчичами» и «дедичами» которых были Рюриковичи, связанные с Византией непосредственным родством, – постоянная тема книжной публицистики всего XVII в.
Эта же идея была одной из основных в чине венчания на царство, согласно которому царские регалии, связанные с идеей наследия византийских императоров, выносили представители Нижнего Новгорода, а князь Д.М. Пожарский «первый торжественно поднял оставленный давно скипетр»[128]. И хотя Михаил Романов был только двоюродным племянником царя Федора Ивановича, но именуется прямым наследником всех этих «отцов» и «дедов». (Точно так же именовались в современных им московских изданиях и различных грамотах Борис Годунов и Василий Шуйский.)
Традиционная для послесловий тема отеческого престола и наследственной власти становится при первых Романовых еще более обязательной в связи с тем, что Михаил воцарился путем избрания и доказательства «истинности» новой династии не сводились только к упоминаниям об ее исконности. Хотя термин «легитимность» возник в международном праве только в начале XIX в., для первых Романовых, пришедших к власти после десятилетия самозванщины, цареубийств, общей социальной смуты[129], доказательство их легитимности (в понятиях того времени – «природности», получения власти «по свойству, свойственному царскому», в конечном счете от «Августа Кесаря») на десятилетия остается особенно важным. И проводится эта идея во всей государственной пропаганде с первых до последних дней царствования Михаила, начиная уже с чина его венчания на царство, полностью повторяющего чин, которым венчались Рюриковичи за век до него.
Как видно из цитированных послесловий, главным в этом понятии (ввиду отсутствия соответствующего законодательства) являлась «очевидность» Божественной воли, реализацией которой и объясняется приход к власти нового монарха. Однако послесловия, как прежде всего политические документы, рассчитанные не только на служителей Церкви, но и на их паству, предпочитают не говорить об «абсолютности» и «непогрешимости» воли Бога, а подробно объяснять и аргументировать сделанный Им выбор, указывая идеологические причины (истинная вера, благочестие и т. и.), личные качества молодого царя и вместе с тем его происхождение из царского рода, «родни», что вовсе не предполагало прямого происхождения, а только общих «дедичей», «отчичей», «родителей». Само слово «родители», столь определенно относимое сегодня к отцу и матери, в XVII в., судя по тысячам вкладных записей, означало всех предков.
В посвящении книги «Жезл правления» (вышла 7 мая 1666 г.) Симеон Полоцкий уже без всяких оговорок мог обращаться к царю, на сей раз к Алексею Михайловичу, как «благочестивейшему,
Этот старый, одно время «гонимый» термин как нельзя лучше передает особенности событий в России начала XVII в., когда выплеснулись наружу все или почти все противоречия религиозной, социальной, государственной и национальной жизни.
