мелким поводам, а то и вовсе без таковых: не похвалил ужина, забыл позвонить с работы или вот как вчера: не выслушал, отмахнулся, спеша уладить конфликт в конференц-зале. А потом слезы, и хорошо, если в открытую, гораздо хуже заставать жену среди ночи беззвучно плачущей в подушку. Глупенькая. Кого же я, по-твоему, люблю?
Прямо перед Франсисом шла девушка в короткой белой шубке и пушистом ангорском берете, еще более белом. Стройненькая, держится прямо, сапожки с белой оторочкой на высоких каблучках… и ножки! Ножки что надо, не придерешься. Когда-то у Франсиса с Полем была игра: слоняясь по проспекту, высматривать барышень и находить в них недостатки. Один высматривает, другой критикует, и наоборот. Побеждал тот, в чьей даме друг не сумел найти серьезных изъянов… хотя на практике, учитывая острый язык Поля и наметанный глаз Франсиса, никто никогда не побеждал. Просто, когда игра надоедала, оба находили очередных кандидаток безупречными и, согласно правилам, шли знакомиться. Иногда, – не всегда, врать не будем, – вечер заканчивался еще веселее, чем начинался.
И где теперь Поль? Да и не только он, практически все друзья постепенно растворились в пространстве, потеряв интерес к женатому Франсису…
Барышня в белом со спины была очень даже ничего. Конечно, по настоящему оценить фигуру зимой на улице не представляется возможным, но в данном случае вероятная ошибка держалась в пределах статистической погрешности, как выразился бы Поль. Франсис усмехнулся. Наверное, это старость: играть самому с собой в исконно мужские игры. Ну-ну, старость наступит тогда, когда для игры не будет нужна и женщина. А пока что… Он пригладил усы рукой в перчатке. Надо посмотреть, как у нашей красотки с лицом.
На этот счет тоже были свои правила. Забегать вперед женщины, чтобы взглянуть на ее физиономию, – несколько странно выглядит со стороны да и попросту невежливо. Она должна обернуться сама, уловив затылком мужские флюиды… или по другой причине, не важно. Допускалось использование зеркальных витрин, но сейчас они все, как назло, были увешаны шариками, гирляндами и прочей новогодней атрибутикой. В дробных островках зеркал не получалось даже отыскать объект, не то что по-настоящему разглядеть. Оставалось только следовать за незнакомкой, посылая ей эти самые флюиды, чем Франсис и занялся. По-человечески интересно: есть ли еще порох в пороховницах?
Внезапно белая шубка резко свернула налево и скрылась за светящейся дверью, – профиль мелькнул слишком быстро, чтобы его рассмотреть. Франсис поднял голову к неоновой вывеске. «Плезир», надо же.
Ностальгические воспоминания нахлынули сплошным потоком. В этом заведении когда-то мы с Полем и прочими друзьями… Чаще, конечно, не только с друзьями, но Марше он об этом не говорил. Впрочем, ей все равно тут не понравилось: в «Плезире» разрешалось курить, да и официантки то и дело, забываясь, обращались к Франсису на «ты». К тому же «Плезир» без особых усилий мог за один вечер поглотить целиком менеджерскую зарплату. В прежние времена
