распятие слоновой кости впивается в мою ладонь словно гвоздь. Я думаю, что знаю, о чем она хочет мне сказать.
– Ваш кузен, Эдмунд де ла Поул, – мягко произносит она. – Мне так жаль, дорогая. Так жаль. Король приказал его казнить.
Хотя я этого и ждала, хотя я и знала, что это случится, и ждала этой вести многие годы, я слышу свой голос, спрашивающий:
– Но почему? Почему сейчас?
– Король не мог отправиться на войну, оставив в Тауэре претендента.
Ее виноватое лицо говорит мне, что она помнит, что последним претендентом на трон Тюдоров был мой брат, убитый, чтобы она могла приехать в Англию и выйти замуж за Артура.
– Мне так жаль, Маргарет. Так жаль, дорогая моя.
– Его держали в тюрьме семь лет! – восклицаю я. – Семь лет, и ничего не случилось!
– Я знаю. Но совет тоже был «за».
Я склоняю голову, будто молюсь, но не могу найти слова, чтобы помолиться о душе моего кузена, погибшего под топором Тюдоров лишь за то, что был Плантагенетом.
– Надеюсь, вы нас простите? – шепчет она.
За летящим ввысь пением мессы я едва ее слышу.
Я беру ее за руку.
– Это не вы, – говорю я. – Это даже не король. Так сделал бы любой, чтобы избавиться от соперника.
Она кивает, словно это ее утешило; но я клонюсь головой в ладони и знаю, что они не избавились от Плантагенетов. От нас невозможно избавиться. Мой кузен, брат Эдмунда, Ричард де ла Поул, стал его наследником и новым претендентом, он бежал из Англии, он где-то в Европе, пытается собрать армию; а за ним будет другой, потом другой и еще один, без конца.
Королева прощается с мужем в Дуврском замке, и король дарует ей почетный титул регента Англии: она будет править страной со всей полнотой власти коронованного монарха. Она – правительница Англии, женщина, родившаяся, чтобы повелевать. Король нежно задерживает руку на ее животе и просит поберечь до его возвращения и страну, и ребенка.
Я могу думать лишь о своих мальчиках, особенно о своем сыне Монтегю, чей долг заставит его повсюду следовать за королем, а честь – броситься в гущу любого сражения. Я жду, пока его высокого боевого коня заведут на корабль, а потом сын выходит ко мне и преклоняет колено, чтобы я его благословила. Я собираюсь проститься с ним, улыбаясь, чтобы не показать, как за него боюсь.
– Но береги себя, – призываю я.
– Миледи матушка, я иду на войну. Там себя не берегут. Никакой войны не выйдет, если все станут себя беречь!
Я перекрещиваю пальцы.
– По крайней мере, не ешь что попало и не лежи на сырой земле. Следи, чтобы твой оруженосец сперва всегда клал кожаный плащ. И никогда не снимай шлем, если будешь рядом…
Он смеется и берет меня за руки.
– Миледи матушка, я вернусь к вам!
Он молод и беззаботен, он думает, что
