сообщить, что резиденция моего отца находилась в аристократическом районе Лондона – в Белгравии. И там не так-то часто отключали свет, а если точнее, то и вовсе до этих пор ничего подобного не было. Если бы не горящие свечи на столе, мы вообще ничего не видели бы. Где-то на кухне разбилась тарелка, там, очевидно, не было свечей. Воронин, настоящий дипломат, сразу же нашелся:
– Ну вот видите. Я же говорю, что нельзя во всем полагаться на этих европейцев.
– Что случилось? – заволновалась моя мать.
– Сейчас посмотрю, – успокоил ее отец.
Он поднялся со стула. И я встал следом.
– Сиди, – махнул рукой отец, – я сам посмотрю.
Рахима дернула меня за руку. Я думал, что дома она наверняка вспомнит мою попытку помочь отцу и начнет попрекать за инфантильность. Как она мне надоела!
Отец взял подсвечник с горящей свечой и вышел из столовой. При свечах обстановка абсолютно романтическая. Я посмотрел на Елену Сушко и представил, что было бы, если бы свечи на остальных двух подсвечниках тоже погасли. Может, мне удалось бы тогда ее поцеловать? Но тут же себя одернул: «Какие сумасшедшие мысли лезут мне в голову!» Дочь казахского посла засмеялась, ей было весело. Воронин о чем-то негромко говорил с ее отцом. И в этот момент раздался крик моего отца.
Глава 4
Не могу сказать, чтобы когда-нибудь до этого я слышал, как он кричит. Хотя нет, один раз слышал. Однажды отец так же крикнул, когда мы с сестрой залезли на каменные перила балкона в Москве, в квартире его знакомых. Точнее, крикнул он не тогда. Сначала он спокойно попросил нас спуститься оттуда и, не мигая, смотрел, как мы с сестрой это делали. И только когда мы оказались на балконе в безопасности, громко позвал нашу мать. И этот нервный крик был единственным срывом моего отца за всю жизнь. Но вот сейчас он снова крикнул. Я бросился в его кабинет. Что бы там ни случилось, я был обязан ему помочь. Таким образом, я первым вбежал в кабинет. Или мне казалось, что я был первым. Ведь ничего не было видно. По дороге я опрокинул какой-то стул или кресло, но мне было не до этого. На улице шел дождь, но вокруг дома было достаточно светло. И если в столовой горели свечи, то здесь подсвечник, который отец взял с собой, лежал на полу, свеча в нем погасла. Следом за мной в кабинет вбежали казахский посол Ташенов и Салим Мухтаров.
Отец повернулся к нам. Даже при свете уличного освещения было заметно растерянное выражение его лица. Подняв правую руку, он показал в сторону сада и крикнул нам:
– Этот негодяй побежал туда!
Я, не раздумывая, бросился к окну. Нужно отдать должное отцу, он попытался меня удержать. Даже крикнул, чтобы я не смел прыгать вниз. Но я обернулся и при разряде молнии увидел, что левый рукав его пиджака разорван, а на руке отца – кровь. Этого было достаточно, чтобы я пришел в ярость. Кто-то осмелился ворваться в дом и ранить моего отца. Взлетев на подоконник, я бросился вниз, благо от земли было совсем
