сиренью. Машка остановилась, сломила веточку, быстро перебрала пальцами мелкие соцветия.
– Говорят, если пятилистник найти, счастье будет… О, смотри, нашла!
– Ну, так и загадывай желание.
– Ага… Так… Чего бы загадать-то? Машка возвела глаза к небу, старательно наморщила лоб, сосредоточиваясь. Потом произнесла не совсем уверенно:
– Даже не знаю… Пусть сегодня отец трезвым с фабрики придет, что ли…
Надя было вознамерилась усмехнуться – ну что за желание! – но вовремя сдержалась, чтоб не обидеть подругу. Но та уже почуяла ничтожность желания как такового и потому заговорила горячо, словно сама себя оправдывая:
– Нет, а что… Думаешь, приятно каждый вечер в их с матерью скандалах участвовать? Я вот ей недавно говорю: разведись… А она мне: жалко, говорит, его… Что это, говорит, за жизнь, когда мужик свою семью толком прокормить не может? Вон опять вчера зарплату наволочками да пододеяльниками дали… Нету, говорят, денег, берите, что дают! И куда мы с этими хозяйством? В город, на рынок торговать? Прямо нас там и ждали…
– Ага… – сочувственно вздохнула в ответ Надя. – Твоему хоть наволочками дали, а нашей Наташке так вообще сатиновыми халатами… Мама говорит – хорошо, не уволили, пока та с Мишенькой в декрете сидела. И из начальников цеха сестру выперли, когда маме с фабрики пришлось уйти…
– Да, наволочками лучше, конечно. Скорей бы школу закончить да работать пойти, ага? Еще один годок остался… Правда, мне только семнадцать будет…
– А мне после аттестата до восемнадцати всего ничего останется. У меня день рождения в октябре.
– Везет… Хотя ты-то, наверное, в институт поступать будешь?
– Буду. И мама этого хочет. Говорит, без высшего образования теперь никуда.
– Да кому оно нужно, Надьк! Кто поумнее – и без дипломов хорошо зарабатывает!
– Но деньги же не главное, Машк…
– А ты это мамке своей скажи, что деньги не главное! Она тебе быстренько объяснит, что главное, а что нет! Сама-то всю жизнь из-за копейки удавиться была готова! Теперь небось злится на всех…
Надя поморщилась, ничего не сказала. Если ответишь – опять ссориться придется. Нет, чего все так маму не любят, интересно? Столько времени прошло, а все недобрым словом поминают… Вот что она, например, Машке Огородниковой плохого сделала? Или ее матери с отцом? Да она и не знала их толком, когда на фабрике парторгом была…
– Надьк, а теперь-то она как? – Кто?
– Да мать твоя, кто! Сильно небось злится?
– На кого?
– Да ладно, ты дурочку-то из себя не строй… Понятно, что она не шибко обрадовалась, когда из партийных начальников вытурили! Жила себе припеваючи, а тут здрасьте-нате, партию взяли и разогнали! И кто она теперь, получается? Да никто! Даже на работу никуда не берут! Вон пусть теперь идет в пошивочный цех, как моя мамка, погнет спину! Узнает, каково это – целый день практически задарма пахать… Да ее и туда не
