кто скажет, что я твой муж, нам не поздоровится… Будешь при всех говорить, отец. А пока я тоже с тобой поплыву. Мы вместе сильнее будем. Там, глядишь, и до брата твоего доберемся. Запрыгивай в лодку, – скомандовал Спиридон лукаво, изображая глухого старика, почесывая постоянно то затылок, то за ухом.
Она, молча с разбегу, влетела на самую середину утлой лодчонки. Та зашаталась, но не перевернулась и медленно отплыла на середину реки.
– Ты что придумал? Мы с тобой молоко взяли на одного человека. А дома твоя порция еды осталась, – сказала она, сокрушительно возмущаясь его дикими проделками, на что он был большой специалист, и поэтому его списали после года службы с армейского учета, как негодного к прохождению дальнейшего военного обучения, так как он прикинулся больным туберкулезом, хромая и кашляя, как тяжело больной инвалид.
Сейчас в лодке он расправил плечи, налегая на весла. Никто бы ни заподозрил в нем того худощавого крестьянина, у кого отняли всю скотину, кроме собаки, которая осталась в доме с Ерофеем, прячась в курятнике.
Таким образом, на попутных машинах, иногда пешком мать с отцом ушли в другую деревню к своим дальним родным, чтобы предупредить о наступлении белых по всему фронту Западной Сибири, как велело им их крестьянское родительское наставление – не бросать жену или мужа ни в счастье, ни в горе.
Сын – остался дома. Он лежал в горнице на лавке с перевязанной ногой, так как растер сапогами, когда учился ходить в маломерках, чтобы как-то при случае надеть отцовские сапоги, хотя бы без портянок. Он вымахал под два метра ростом, но обуви для него не было в наличии, поэтому приходилось переделывать дедовы сапоги, наставляя спереди и укорачивая голенища. Такие маломерки очень напоминали ботинки.
Он хорошо умел стрелять и промышлял рыбной ловлей, продавая весь улов сельчанам. Деньги у него были в наличии, но солдаты ему тоже пригрозили, что если он не будет воевать, то рассчитают и оправят на каторгу. Но такая постановка вопроса была устарелой, потому что этот закон не исправлялся со времен царствования Ермака и присоединения Сибири и Дальнего Востока к Киевской Руси. Поэтому каторгой называли эту самую область, где жила с давних времен семья отца Спиридона и его теперешние дети —Ерофей и Миша, когда здесь проходила граница по Уральским горам, соединяющая Челябинскую область с Екатеринбургской на севере, и еще восточнее до самого Тихого океана и Казахстана на юге России.
Спиридон не разрешил старшему сыну – Ерофею – примкнуть к бандитам, чтобы тот помог ему убрать с поля урожай ржи, а младшего – двенадцатилетнего Мишу – забрал с собой брат Клавы – Епифан, который приезжал к ним погостить один.
Дядя брал с собой подростка на рыбалку, в лес на охоту. Они ставили капканы, устраивали костры, варили уху, пекли картошку в золе, убирали снег, пилили деревья, кололи поленницы, запасали двора. У Епифана с женой немкой своих детей не было. Вот они рассчитывали воспитать
