остался один; несмотря на то, что он уехал со своим другом Джеймсом Уокером, таким же сумасшедшим яйцеголовым энтузиастом, как и он, куда-то в недра забытых цивилизацией северных лесов и там занимался воплощением неизвестных никому гениальных замыслов; несмотря на то, что встречался я с ним один раз в несколько лет, когда он удосуживался вылезать из своей строго засекреченной берлоги; несмотря на…
Я любил его. И всегда его ждал – когда был ребенком, когда был юношей, а когда я стал взрослым, то одного его тихого зова было достаточно, чтобы я бросил все и оказался рядом с ним. И когда он, умирая, попросил меня прилететь и дал мне свои координаты, которые, скорее всего, до сих пор не давал ни одному человеку в мире, я примчался к нему в тот же день. Примчался в дикий замороженный лес, на огромную, покрытую черным снегом – снегом или сажей, или мазутом, смешанным с грязным снегом, – поляну. И поляна эта, как я и думал, оказалась затерянной в тысячах миль заснеженных пустынь и лесов, и даже сам Господь Бог никогда, наверное, не подозревал о ее существовании…
Я примчался, выскочил из арендованной «птицы» и побежал, спотыкаясь, к насквозь проржавевшему, древнему, как сама Земля, кое-как утепленному ангару. Я бежал, а сам все смотрел себе под ноги и боялся провалиться, потому что знал по словам отца: подо мной лежит целый подземный город, набитый приборами и аппаратурой. Город, который отец и Джеймс создали вдвоем, – всего лишь вдвоем, с помощью пары устаревших киберов! – и вся поляна усеяна отверстиями утилизаторов и снего-водо-воздухозаборных люков.
Я высматривал еле заметные ловушки в снегу и перепрыгивал через них, а когда достиг ангара, застучал ногами по металлическим узким ступеням и распахнул дверь. И пока наощупь пробирался по темному длинному коридору к отцовской комнате, только страх, один только страх был в моем сердце.
Я боялся, что опоздал.
Я не опоздал. Я застал его живым. И был последним человеком, на которого он смотрел и с кем говорил. Последним. И единственным – я знаю! – с кем он хотел проститься.
– Я – гений, сынок, – сказал он мне тогда. – Ты потом, может быть, поймешь это. А может быть и нет. Поэтому я тебе это сам говорю, поверь своему отцу и запомни. Так же, как и то, что я всегда любил тебя. И скучал. Но не мог ничего поделать. Прости.
Он с кряхтеньем повернулся на постели, посмотрел мне в глаза своими блеклыми, больными, безмерно усталыми глазами. Мне показалось, что я увидел в них нерешительность. Он медлил говорить то, что, видимо, считал нужным сказать…
Он опустил взгляд, пожевал бледными тонкими губами и продолжил:
– То, ради чего я когда-то бросил тебя и маму, стоит в подземном ангаре, в секторе Z. Потом пройди туда. Когда мы приступали к работе, я думал, что создание генератора пространственных коридоров стоит любой жертвы. Только… Мы получили не совсем то, что хотели… Даже совсем не то… Мы вышли на уровень, в тысячу раз значительнее и масштабнее того, на котором начинали работать. – Он снова откинулся на подушки и уставился в потолок. – Лучше бы
