женщины родить мужу ребенка – ужасный позор; чуть ли не еженедельно в мыльных операх какая-нибудь бесплодная женщина рыдала и умоляла семью о прощении. Син не очень-то расстроился – он снова и снова твердил: «Я тебя люблю такой, какая ты есть», – однако Чхве, которой в 1970-м было уже за сорок, отчаянно мечтала о настоящей семье и только сильнее переживала. Поэтому они решили кого-нибудь усыновить. В 1971-м они взяли к себе девочку Мён Им, спустя три года – мальчика Чон Гюна. Когда Мён Им впервые сказала «мама», Чхве от радости разрыдалась.
1960-е близились к концу, а Южная Корея вопреки ожиданиям усиливала свои позиции в регионе: теперь это была мирная, экономически независимая страна, чей народ вновь обрел человеческое достоинство. В домах появились водопровод и надежная система электроснабжения, над Сеулом уже вздымались первые небоскребы. Единственным грозовым облачком на горизонте маячил сумрачный сосед – Корейская Народно-Демократическая Республика.
Во время войны северокорейские солдаты были фанатично преданы Народно-Демократической Республике, человеческими лавинами накатывали на противника в самоубийственных атаках и провозглашали свои идеологические принципы с таким жаром, что южнокорейцы терялись: казалось бы, вот эти самые люди еще недавно были их соседями, их братьями. И конец войны не положил конца конфликту. За прошедшие годы нападения и провокации северокорейских военных участились. В 1958 году северяне похитили южнокорейский самолет и отпустили пассажиров лишь спустя два месяца (восемь человек остались в Северной Корее – их судьба неизвестна). В 1965-м северокорейские истребители открыли огонь по американскому разведывательному самолету над Японским морем. Между тем режим Пхеньяна герметично запечатал границы, почти не пуская внутрь иностранцев и почти не выдавая информации наружу, так что внешнему миру доставались разве что мимолетные и весьма тревожные кадры из жизни страны.
И поэтому южнокорейские школьники смотрели мультики про угрозу сатанинских «красных», учились бдительности и верности родине, которые могут понадобиться, чтобы дать этим красным отпор. Многим даже внушали, что северокорейцы – взаправду краснокожие, с копытами, рогами и шипастыми хвостами. В новостях северокорейцев никогда не называли корейцами – только «красными» или «чудовищами с Севера». Поговаривали, что можно превратиться в красного в результате нескольких часов «воздействия коммунизма». По закону о национальной безопасности, принятому в конце 1940-х, но ужесточенному при Паке, сочувствие или похвала северянам, признание их реальной политической силой или сомнения в позиции правительства по любому вопросу касательно Северной Кореи карались тюремным заключением, а порой и смертной казнью. Вскоре людей стали арестовывать за чтение социалистических памфлетов, за прослушивание северокорейской музыки, даже за владение северокорейскими почтовыми марками. Любой безнадзорный контакт с гражданином Северной Кореи – даже если
