милиции раскрыть дело. Как только приедет милиция, они обыщут дом. Вынести тело отсюда не могли, скорее всего. Но даже если и так – ничего уже не сделаешь.
Анастасия задумалась, выудила из кармана сигарету и чиркнула зажигалкой. Спохватившись, предложила сигарету и мне, и мы закурили, философски глядя друг на друга.
В комнате все на первый взгляд оставалось по-прежнему: стол с остатками пиршества, батарея бутылок на деревянной некрашеной столешнице, строй опустевшей тары под подоконником. Только люди вели себя странно для празднования. Светка рыдала, прижавшись к плечу всегда готового поддержать и выказать сострадание Сидоренко. Ванька ритмично поглаживал ее волосы. Супруги Лавкины о чем-то общались с Мародерским, оба взмахивая руками, а Гала еще и медно-рыжими волосами.
– А ведь его убил кто-то из нас… – кивнув в сторону двери, ведущей на задний двор, приглушенно произнесла сокраментальную фразу Анастасия, и я поразилась ее проницательности. – Только кто? Таня, как вы считаете?
– Никак, – отрезала я. – Я никак не считаю. У меня нет на это полномочий.
– В самом деле, вы же нас всех видите впервые в жизни, – не желала заткнуться Настя. Ее глаза холодновато-отрешенно блестели. – Только с Сидоренко знакомы давно, насколько я поняла. Но он – тип совершенно безопасный. Очаровательный человек, ученый до мозга костей, совершенно неприспособленный к жизни.
Я не поняла, к чему была эта ее последняя глубокомысленная сентенция. Да и не желала понимать, если честно. В голове образовался тугой комок безразличия. Отдохнула, называется. Ох, не стоило приезжать сюда… Да что толку сейчас-то об этом думать. Раньше надо было.
Наконец за окнами раздался визг тормозов, и мы всей толпой вышли встречать сотрудников органов правопорядка.
– Вызов от вас поступал? – осведомился один из мужчин в форме, морщась и щурясь в попытке защитить глаза от вездесущих дождевых капель. А я пристально рассматривала лица – на всех было написано безразличие и тусклая обреченность. И на каждом легко читалось: в такой вечер люди дома с женами сидят, горячий чай пьют, а нам тут на вызов надо ехать. Ни одной знакомой физиономии среди милицейской группы не было, хотя у меня немало приятелей и знакомых в милицейских отделениях Тарасова. Я же в прокуратуре работала некоторое время, да и потом, уже в качестве частного детектива, со многими приходилось общаться.
– Поступал, – четко отрапортовала я, среагировав до того, как кто-то из компании начал бы забрасывать мента словами. – Идемте.
Увидев внушительную батарею бутылок, менты понимающе перемигнулись: мол, ясно как день, кто-то кого-то порешил по пьяному делу. Банально, яйца выеденного не стоит.
Но при виде мертвой собаки их физиономии приняли совершенно иное выражение, которое один из них, с лейтенантскими звездочками на форме, озвучил:
– Из-за этого нас вызывали? В конце концов, убийство собаки – не уголовное дело. Знаете, сколько их ночами перебивают? – возмутился
