любовь – скорее вариация на волнующую в этом возрасте тему и желание понять, почему и как такие вещи случаются с другими людьми.
Но все же…
Тогда все знали, что Конищев – «мой», и смотрели на нас, как на сладкую парочку.
Правда, сразу же после школы Сережка уехал учиться в другой город, тут же перестал писать и звонить, а потом, кажется, остался жить и работать в Питере.
Признаться, я и думать о нем забыла.
Но тут, перечисляя по телефону фамилии тех, кого она уже обзвонила и позвала на вечер, наша бессменная староста вдруг назвала и Сережкину фамилию, пояснив попутно, что «мой» Конищев вот уже пару лет живет в Тарасове и даже занимается каким-то бизнесом.
Не буду обманывать, утверждая, что меня сильно задело это известие.
Господи, да со времени нашей совсем еще детской смешной «любви» столько было всякого-разного – всерьез и надолго – и у меня и, наверняка у него тоже, что смешно говорить о каких-то дремлющих вулканах чувств.
Но все же есть странные мелочи, которые женщина почему-то никогда и ни за что не может забыть, и они продолжают ее как-то непонятно тревожить и волновать на протяжении всей жизни.
Я, например, до сих пор хорошо помнила, как Сережа однажды бросился отмывать мою школьную сумку, случайно упавшую в грязь, уверяя, что «делать это ему ужасно приятно», или про то, с каким серьезным и сосредоточенным видом он обычно целовался в подъезде.
Глупости, конечно, но вот зацепились, запутались в памяти, и все тут!
Но почему-то как раз именно «моего» среди бывших одноклассников сегодня не было видно, и никто о нем ничего не знал.
Мне сразу же сделалось совсем скучно.
И зачем я притащилась сюда в такую слякоть?
Как назло, именно тех (признаюсь, немногих) учителей, с которыми я бы с удовольствием повидалась, в школе не оказалось, девчонки, с которыми мы иногда перезванивались, по каким-то причинам на вечер тоже не явились, зато собралась компания активистов во главе с «комиссаршей» Ермаковой, от которой я и в школьные годы старалась держаться подальше.
Поэтому в тот момент, когда все дружной толпой двинулись в актовый зал на официальную торжественную часть, я приготовилась незаметно отделиться от общей группы и укатить домой.
Пить мне все равно нельзя – ведь я была за рулем, а слушать на трезвую голову излияния о том, как нелегко Ермаковой работать паспортисткой в районном паспортном столе, – тоже, согласитесь, не подарок.
Но как только я вышла в школьный коридор и, непринужденно отделившись от толпы своих бывших одноклассников, направилась в другую сторону, меня тут же кто-то схватил за рукав.
Невероятно: это был Сережа Конищев!
Или все-таки не он?
Передо мной стоял Сережка, но только не повзрослевший, а, наоборот, словно еще более помолодевший – точь-в-точь такой, каким я помнила его примерно в восьмом или девятом классе.
Черт
