в дом, но я не могу оставить Джо здесь, под роняющими капли деревьями, погруженным в глубокие раздумья, конечным результатом которых может стать двухэтажное отчаяние и загубленная возможность покупки.
На другой стороне улицы, в 213-м, рыжая женщина, за которой мы наблюдали, вдруг раздергивает шторы на окне спальни, расположенной в дальнем от нас конце дома. Я вижу только ее голову, она же беззастенчиво разглядывает нас. Между тем Джо продолжает печалиться о своей неспособности правильно оценивать ситуацию.
– Пару дней назад Фил и Соня уехали в Крафтсбери, – мрачно сообщает он, – а я взял да и позвонил женщине, которую когда-то знал. Просто позвонил. В Бойсе. У нас с ней был пустяковый романчик – вообще-то не такой уж и пустяковый – после того, как пошел прахом мой первый брак. Вернее, как раз перед этим. Она тоже горшечница. Делает глазурированные вещи для магазинов «Нордстром». Мы поговорили немного о прошлом и так далее, а потом она сказала, что должна бежать, спросила мой номер. И, когда я его продиктовал, рассмеялась. Сказала: «Господи, Джо, у меня в книжке куча телефонов на М, а твоего среди них больше нет».
Джо засовывает маленькие ладони под мышки, уже повлажневшие, и, глядя в сторону 213-го, обдумывает свои слова.
– Да ничего особенного она сказать не хотела, – говорю я, по-прежнему снедаемый желанием сдвинуться с места.
Филлис уже углубилась в дом. До меня доносятся ее однообразные восклицания в том духе, что ничего лучшего она пока не видела. – Расстались вы, насколько я понимаю, по-хорошему, так? Иначе вы ей не позвонили бы.
– О, разумеется. – Бородка Джо сдвигается вправо, потом влево – по-видимому, он проводит всестороннюю перепроверку своей памяти. – Без кровопролития. Какого-либо. Но я действительно думал, что она перезвонит мне, предложит встретиться, – ради чего я, если честно, и позвонил. Эта волынка с покупкой дома кого хочешь до крайности доведет.
И надумавший изменить жене Джо обращает на меня исполненный глубокого смысла взгляд.
– Вот тут вы правы, – говорю я.
– Однако она не позвонила. Во всяком случае, мне об этом ничего не известно. – Он кивает и снова отворачивается к 213-му, к выкрашенным в неяркий зеленый цвет доскам над кирпичной частью фасада и выцветшей красной парадной двери, которой никто не пользуется. Шторы в спальне уже снова сдвинуты. Все это минует внимание Джо. Некое убаюкивающее свойство настоящей минуты, или места, или мглистого дождика, или далекого гула шоссе 1 вдруг наделяет его способностью додумать до конца хотя бы одну мысль.
– Вряд ли это имеет какое-то значение, Джо, – говорю я.
– Я ведь даже и не вспоминал никогда об этой чертовой бабе, – продолжает он. – Если бы она позвонила и сказала, что летит в Берлингтон, хочет встретиться со мной в «Праздничной харчевне» и затрахать меня до смерти, я бы, скорее всего, отвертелся.
Джо не замечает, что говорит обратное сказанному им же минуту
