и уходили на вечеринки. Ужасно крутые.
– Где это происходило?
– Здесь. Не знаю. Где-то.
– На Самом Дне?
«На Самом Дне»[8] – так наш начитанный умник именует Дип-Ривер, с превеликой точностью рассчитав, что это внушит Чарли О’Деллу мысль о полном его ничтожестве. Сдается мне, Пол считает Чарли еще большей никчемностью, чем я.
– Ну да. В глубокой воде. Такие дела.
Интонацию Уолтера Кронкайта[9] он воспроизводит в совершенстве. Уверен, психиатр усмотрел бы в снах Пола признаки страха и ужаса и был бы прав. Страха одиночества, кастрации, смерти – всех солидных страхов, какими развлекаюсь и я. Но Пол, по крайней мере, вроде бы норовит обратить их в шутку.
– Ладно, а что у вас новенького?
– Мама с Чарли здорово поругались вчера вечером.
– Прискорбно слышать. Из-за чего?
– Из-за какой-то ерунды, по-моему. Не знаю.
Я слышу, как синоптик из «С добрым утром, Америка» сообщает новости на уик-энд, хорошие. Пол включил телевизор, говорить о семейных скандалах матери он не желает, просто сообщил об одном из них, чтобы нам было о чем поговорить в дороге. Я уже не первый день чувствую (с необычной для бывшего мужа остротой), что у Энн не все в порядке. Ранняя менопауза, быть может, или запоздалые сожаления. Всякое бывает. А может, Чарли обзавелся зазнобой, какой-нибудь маленькой грудастой и курносой официанткой из портовой забегаловки Олд-Сейбрука. Впрочем, их союз длится уже четыре года, что совсем немало в таких обстоятельствах. Дело в том, что Чарли – пустое место, и ни одна пребывающая в здравом уме женщина в мужья его не взяла бы.
– Слушай. Сегодня утром твой папа собирается продать дом. Сногсшибательный, не сойти мне с этого места. Я подцепил большую рыбу.
– Д. О. Воленте, – говорит Пол.
– Точно. Семейство Воленте из наивысших кругов Северной Каролины.
Год прозанимавшись в школе латынью, Пол решил, что Д. О. Воленте[10] есть святой покровитель риелторов, которого следует обхаживать, как доброго самаритянина, – показывать ему каждый дом, во всем идти на уступки, оказывать всяческие знаки внимания, не наживаться на сделках с ним, а не то жди беды. После истории с резинками наша жизнь стала походить на ридикюль, в котором уютно перемешались шуточки, колкости, двусмысленности, грубый гогот, а оправданием всему этому служит, натурально, любовь.
– Веди себя сегодня с матерью, как добрый друг, – ладно, друг? – говорю я.
– Я и есть ее друг. А она – сучка.
– Ничего подобного. Жизнь у нее труднее твоей, хочешь верь, хочешь не верь. Ей же приходится иметь дело с тобой. Как твоя сестра?
– Отлично.
Его сестре Клари двенадцать лет, и она мудра в такой же мере, в какой неискушен Пол.
– Скажи ей, что мы завтра увидимся, ладно?
Телевизор вдруг начинает звучать громче, мужской голос на высоких децибелах балабонит о Майке Тайсоне, который получил 22 миллиона,
Уолтер Кронкайт-младший (1916–2009) – американский тележурналист, с 1962 по 1981 год вел выпуски вечерних новостей Си-би-эс, человек, пользовавшийся большим доверием американцев. Словами «Такие дела» он обычно завершал свои передачи.
Подразумевается латинское
