коробок и плотных бумажных мешков. Затем позвонила своему бой-френду Виктору – Вику, как я ласково его называла – и объяснила, что нам надо до вечера вывезти из квартиры Липкиных все ценные вещи.
Мы подключили к работе охранников, которые от безделья маялись, подпирая стены подъезда.
Все серебряные, фарфоровые, хрустальные вещи перекладывались простынями и просто одеждой и складывались в коробки, которые затем перевязывались бечевкой. Сервизы, шкатулки, напольные вазы и даже тропические растения, нашедшие приют в этом доме, вывозились в крохотную квартирку с бронированной дверью, принадлежащую выехавшему за границу родственнику Вика.
За какие-нибудь два с половиной часа перед нами предстала вся жизнь семьи Липкиных. Я перекладывала вещи Липкина и вспоминала, каким видела его последний раз в поезде. Как говорится, был человек, и нет его. В шкафу еще висели его рубашки и костюмы, в шкафу лежало его белье, от которого исходил тонкий горьковатый аромат. А его душа сейчас витала в душном пространстве морга.
Что касается вещей Эммы, ее безделушек, косметики и парфюма, которых было явно в избытке, то создавалось впечатление, что она всем этим не пользовалась – настолько все было новое и какое-то магазинное. Я понимала, что за этим идеальным порядком стояла неутомимая Валентина, которая и содержала дом в образцовой чистоте. Даже на зеркале не было ни пятнышка. Да и комната выглядела словно нежилая.
Наличных денег в квартире не оказалось: их, очевидно, забрала Эмма. Оружия – тоже.
Я прихватила все документы, которые остались в сейфе после вторжения ребят со сварочным аппаратом, запихала их в «дипломат» Липкина – большой, красновато-коричневой кожи, с красивой светлой ручкой и замочками, и, позвонив Валентине домой, рассказала ей обо всем, что успела сделать.
– Охрана остается еще на несколько дней. Было бы неплохо, если бы ты хотя бы раз в день заходила сюда, только будь поосторожнее…
Я понимала, что смерть Якова, кроме чисто человеческой утраты, несет в себе для Валентины потерю надежного заработка и, возможно, смысла жизни.
– Когда Эмма объявится, ты предложишь ей свои услуги? – спросила я Валю.
– Конечно. Если только она захочет. И, конечно, если она вернется. Мне почему-то кажется, что она уехала к матери. Как узнала, что произошло, так испугалась и уехала. Это очень похоже на нее.
– А где живет ее мать? – спросила я так, словно собиралась немедленно броситься туда на поиски Эммы.
– В Никольском, в семидесяти километрах отсюда.
– А фамилию ее не знаешь?
– Нет. Я забыла, мне Эмма как-то говорила…
Я попрощалась с Валентиной и, заперев на многочисленные замки-запоры-решетки несчастливую квартиру, поехала с Виком к себе. Но по пути мы заехали к Медвянникову Леве, судмедэксперту, прямо домой.
Увидев меня на пороге своей холостяцкой квартиры, Лева просиял.
– Танька! Здорово! Опять анализы принесла? – Он всегда шутил по-дурацки. Хотя на этот
