процесса я нашел без усилий, даже не вставая с земли. А именно – палку в полметра толщиной, от которой «Бритвой» отмахнул кусок сантиметров в десять. На длинную часть палки я намотал носки, а короткую засунул в рот, крепко сжав зубами. Ибо в этих местах громкий вопль может привлечь не только ворону, но и других мутантов, которые гораздо крупнее и опаснее. После чего намотал жгут на изувеченную руку, и затянул его до отказа.
На что может пойти живое существо, попавшее в беду так, как попал в нее я? Например, сталкеры-охотники рассказывали, что волк, угодивший в капкан, сам себе отгрызает лапу. Представляю, как ему больно и страшно. Но он грызет, перекусывая мышечные волокна, сухожилия, размалывая зубами кость… Отгрызает – и уходит непобежденный, оставляя охотнику в капкане страшный трофей, над которым тот непременно застынет на мгновение, спрашивая себя – а я смог бы так же?..
Что ж, у каждого есть свобода выбора. Жить – или сдохнуть. Такая вот простая в своей сути еще одна сторона жестокого Закона свободы. В общем, кому как, а мы с тем волком выбираем жизнь. Только мне проще. У меня есть «Бритва», которой потребуется нанести всего один точный удар. Ножу, способному резать металл словно масло, отмахнуть руку все равно, что мне перекусить спичку. И, не буду скрывать, мне тоже очень страшно, до дрожи в здоровой руке, сжимающей рукоять ножа, до пота, стекающего по спине меж лопаток и пропитывающего без того сырой камуфляж.
Но я выбираю жизнь несмотря ни на что.
Я вытянул вперед изуродованную конечность и, примерившись, рубанул на выдохе, метя на десяток сантиметров выше пораженного участка – иначе никак. Если не ампутировать с запасом, захватив и часть здоровой ткани, есть риск, что все будет бесполезно, и гангрена все равно поднимется вверх от культи…
Твою ж душу, как больно!!! И обидно. Потому, что тяжелый нож ударил по руке – и отскочил от нее, словно был не моей «Бритвой», а тупым куском металла.
Ах ты ж, мать твою за ногу… Я и забыл, что «Бритва» режет всё, кроме своего хозяина! Потому ей так удобно не только убивать врагов, но и бриться или подравнивать отросшие ногти, ибо ни в жизнь не порежешься, даже если очень захочешь. Такое уж свойство у моего ножа, откованного из редчайшего артефакта.
Я медленно вложил «Бритву» обратно в ножны и, глубоко вздохнув, глянул вверх, ловя лицом тусклые, жалкие лучи взошедшего солнца, чудом пробившиеся сквозь густые переплетения ветвей. Ну что ж, волк, о котором рассказывали бывалые сталкеры. Не будет мне сильно проще, чем тебе. И хоть не зубами буду я отгрызать собственную руку, но все кончится не одним ударом, как я рассчитывал.
Все будет гораздо хуже.
Извернувшись, я левой рукой достал из-за голенища правого берца свой второй боевой нож с полустертым клеймом «Сталкер» на клинке. Он вообще был изрядно потерт, этот нож, с множеством царапин по всей поверхности, включая рукоять. И метал я его, и могилы им рыл, и рубил всё, начиная от веток и заканчивая плотью врагов, как живых, так и мертвых, не желающих умирать до конца.
Только
